– Да уж, мой добрый Альфред, – поежился Вильгельм, – русский князь-консорт однажды был готов прилюдно настучать вашему кайзеру кулаками по морде лица, но я уверен, что он никогда не стал бы мне лгать в светском разговоре. Не тот это человек – воин, а не подхалим. Есть еще так называемые военные хитрости, на которые так горазд этот пришелец из будущего, но если дело дойдет до них, то значит, для нас все пропало, потому что война с Россией уже в разгаре.
Адмирал Тирпиц некоторое время помолчал, а потом начал говорить:
– Наша военно-морская разведка с момента воцарения в России государыни Хельги очень внимательно наблюдала за тем, куда движется эта огромная страна, внезапно изменившая свой курс. Религия суровой простоты, которую исповедует новая русская власть, помноженная на огромные просторы и многочисленный народ с непонятным нам образом мышления, в итоге дают страшную силу, способную подмять под себя всю Европу. Но только в случае необходимости, ибо использовать свою силу всуе русские очень не любят. У выходцев из будущего даже есть такая песня – «Meinst du die Russen wollen Krieg (Хотят ли русские войны)». Она осталась им на память о той самой великой русско-германской войне, когда сначала немецкие армии после внезапного нападения подступили к Петербургу и Москве, а потом русские солдаты, после нескольких лет тяжелейших сражений, перемоловших ресурсы Германии, взяли штурмом разрушенный почти до основания Берлин…
И адмирал стал нараспев цитировать: «Meinst du, die Russem wollen Krieg? Befrag die Stille, die da schwieg im weiten Feld, im Pappelhain, Befrag die Birken an dem Rain…» (Хотят ли русские войны, спросите вы у тишины, над ширью пашен и полей и у берез и тополей…)
– Если мы, немцы, – сказал он потрясенному кайзеру, – не извлечем урок из той, другой, истории, то будем иметь дело с совсем иными русскими: умными, свирепыми, безжалостными и не считающими чужих потерь. Пепел жертв той войны стучит в сердце герра Одинцова, герра Новикова, всех остальных выходцев из будущего, а также всех тех, кто сплотился вокруг государыни Хельги, возводя мрачный монумент своего сурового величия. И в то же время – мы это отслеживали особо, – отношение к русским подданным немецкой национальности, а также к выходцам из германской империи ни на йоту не изменилось в худшую сторону. Конечно, кое-кого, с пренебрежением относившегося к своим русским сослуживцам и подчиненным, с треском погнали со службы, но все остальные русские немцы продолжают служить как ни в чем не бывало, делать карьеру и получать очередные чины. Даже если в случае неверных решений с вашей стороны или со стороны ваших наследников Германская империя окажется уничтоженной, то это не станет трагедией для немецкой нации. С момента падения Берлина пройдет совсем немного времени, а выжившие в войне немцы уже будут встроены в имперскую государственную машину Третьего Рима, не делящую людей по национальным сортам.
– Мой добрый Альфред! – воскликнул пришедший в ужас Вильгельм. – Неужели ты считаешь, что гибель нашей империи неизбежна, и все, о чем мы тут договариваемся, было напрасно?
– По моим ощущениям, – ответил адмирал, – полгода назад вероятность самого неблагоприятного исхода была близка к ста процентам. Война, к которой в самом ближайшем времени готовились императрица Хельга и ее супруг, своим острием была нацелена против Германии, и только потом, после длительной мирной передышки и переваривания захваченного, они собирались перейти к североамериканскому вопросу. Дальнейшие действия вашего королевского величества шаг за шагом ослабляли эту угрозу, и на сегодняшнее утро она составляла уже что-то около шестидесяти процентов вероятности неблагоприятного исхода. Опасный момент наступил тогда, когда вы собрались оспорить предложенную вашей племянницей схему разделки туши австро-венгерского гуся. Я понял, что русские не отдадут просто так ни клочка той земли, где уже пролил свою кровь русский солдат, и едва успел вас остановить. Слово за слово – так начинаются войны. Сейчас, когда соглашение достигнуто, вероятность русско-германского столкновения и последующего краха Германской империи уменьшилась до тридцати процентов и отодвинулась на среднесрочную перспективу в двадцать-тридцать лет. С одной стороны, это огромный прогресс по сравнению с первоначальной позицией, а с другой – все еще недопустимо большой риск. Наша главная цель находится за океаном, и только американские плутократы окажутся в выигрыше, если мы, русские и немцы, передеремся между собой.
– Так значит, мой добрый Альфред, ты считаешь, что мы все делаем правильно? – с облегчением выдохнул Вильгельм.