Под цикадным деревом

Однажды семья Джады познакомила меня с иной музыкой — этнической, ошеломляющей, запавшей мне в душу ударными и глубоким звучанием. Джада записала мне кассету, а затем компакт-диск, и с тех пор та музыка звучала в моем плеере. Я слушала ее каждый день, двигалась под нее все быстрее и быстрее, пока одна из тетушек не ворвалась ко мне в комнату узнать, чем я занята.

— На первом этаже кажется, что здесь скачут д’Артаньян и мушкетеры верхом на конях! — воскликнула она.

Я вытянула руки по бокам и ответила, что действительно играла в скачущую галопом лошадь. Дышала я тяжело, ковер на полу сбился.

— Извини, тетя.

— Ничего страшного, дорогая. Можно и потешиться. Позвать Джаду, чтобы вы поиграли вместе?

Джада всегда заглядывает ко мне на работу, даже если мы уже виделись. Она закончила помогать тетушкам, добралась до магазина, зашла внутрь под звон дверного колокольчика и крепко меня обняла.

Я уткнулась носом в ее кудрявые волосы и подумала, что хочу остаться в этом мгновении, в другой вселенной, где, как в детстве, она разыгрывала со мной сказки из книжек. Мы еще не умели читать, я была глухой. Но по ее лицу мне все удавалось понять. Смотреть в глаза бразильцу — все равно что заглянуть в мировую душу.

Мне стало не по себе. Она догадалась об этом и отстранилась. Мы стали готовить кофе за стойкой.

— Не утрамбовывай кофе. Я пришла, потому что нашла идеальный дом!

Я обернулась. Джада размахивала брошюрой. Она положила ее на прилавок, открыла. Одно объявление было обведено красным кружком.

«Просторная однокомнатная квартира на мансарде. Последний этаж исторического здания. Квартира меблирована, расположена в центре города, имеется крытая парковка. Арендная плата обсуждаема. Класс энергопотребления C».

Джада улыбалась от уха до уха.

— Ну? Я молодец? Она идеально нам подходит! Знаю, у нас не будет отдельных комнат, но она просторная. Рядом с университетом. И даже цену можно обсудить. Изумительно!

Она исполнила несколько движений из карибского танца.

— Джада.

— Что?

— Это дыра.

— Ну что ты выдумываешь?

— «Просторная однокомнатная квартира на мансарде в историческом здании в центре города» означает, что дому сто лет в обед. Соседи там сумасшедшие, если до сих пор не съехали!

— Ты пессимистка.

— Нет. К тому же, если они обсуждают арендную плату, значит, дела у них плохи. «Класс энергопотребления C» означает, что зимой там холод собачий, а летом адская жара и…

— Все-то ты знаешь. Хватит.

Джада сложила брошюру и убрала ее обратно в сумку.

— Не понимаю, зачем я все еще пытаюсь.

Она направилась к двери.

— Джада. Ну ты чего. Подожди…

Она обернулась. Кофе сварился, я разлила его по чашечкам.

— Знаешь что, Чечилия? Я думала, твоя заветная мечта — съехать от семьи в собственное жилье.

— В наше жилье. Мы с тобой много лет это планировали.

Джада вернулась к стойке, но не притронулась к чашечке.

— Именно. Только я начинаю думать, что, со мной или без меня, ты никогда не съедешь из дома.

Я молчала.

— Ты понапрасну тратишь жизнь, Чечилия.

— Ты преувеличиваешь.

Она снова посмотрела на меня. Я перевела взгляд на дверцу шкафа. Может, оттуда вылезет бутылка джина. Было бы мило с ее стороны.

Джада пошла к выходу, но на миг остановилась у двери.

— Что должно случиться, чтобы…

У меня из рук выскользнула сахарница, но я вовремя ее подхватила: сахара просыпалось совсем немного, и я собрала его.

Когда я снова подняла взгляд, Джады и след простыл.

Дверной колокольчик звенел еще секунду, две, потом затих.

Рабочий день подходил к концу, когда колокольчик снова ожил. Я вышла из кладовки в задней части магазина и увидела перед собой тетю Мельпомену. На ней была теплая куртка, перчатки и берет набекрень, словно на дворе стояла зима.

— Опять, тетя…

Она сбежала. Иногда с ней такое бывает. Непостижимо: она понятия не имеет, где прожила последние двадцать пять лет (я про наш дом в Вероне), но помнит дорогу к магазину.

Более того, она считает, что магазин находится в Брешии, ее родном городе. Именно там все тетушки просят их похоронить.

Я надела куртку и закрыла магазин. Все равно уже поздно.

— Тетя, давай снимем его, а? — Я осторожно забрала берет, потому что знала, как она бережет прическу. Посмотрим, удастся ли снять с нее перчатки.

— Ты с ума сошла, девонька? Холодрыга такая, нас немцы окружили!

— Нет никаких немцев, Мельпомена. Уже почти май. Идем, я отведу тебя домой.

На улице тетя взяла меня под руку. Она смотрела на дома, мимо которых мы шли, и на глаза у нее навернулись слезы, похожие на утреннюю росу, на которую слетаются бабочки. Мне тяжело было видеть ее жалобное выражение лица.

— Тетя, откуда у тебя привычка слоняться по улице?

Она посмотрела на меня, как ребенок, который потерялся на пляже и не может сказать спасателю, под зонтиком какого цвета остались его родители.

— Что?

— Ты собираешься и уходишь бродить по улице. Зачем ты так? Мы же волнуемся.

Она улыбнулась. Прелесть.

— Я не брожу. Я бегаю.

Ах, бегает она. Я не могла собраться с духом и начать спор. Какую-то часть пути мы прошли молча. Тетя загадочно улыбалась, подстегивая мое любопытство. Она вздохнула.