Под тенью Феникса

– Томми, – ответил я и пожал его пальцы. Мне очень нравились «Элвин и бурундуки», и я невольно улыбнулся, несмотря на то, что собирался хотя бы некоторое время сидеть хмурым и не разговаривать. Мы завелись и поехали. Я оглянулся и проводил взглядом свой розовый велик, лежавший на пепелище у расколотого компрессора, пока он не скрылся из виду.

Разговор с Элвином начался очень гладко, не смотря на то, что он был меня старше лет на двадцать. Знаешь, бывают такие люди, которые сами по себе немного детские – открытые, простые. Они всегда с детьми общий язык легко находят. К тому же он явно старался избегать темы нашей встречи на руинах, расслабляя и успокаивая меня разговорами о мультиках. Рассказал, как в детстве стеснялся своего сравнения с бурундучком, а потом привык и даже купил себе футболку с большой буквой «Эй», и как ему после этого стало намного проще и веселее жить. Спрашивал, не сравнивали ли меня с котом Томом или автоматом Томми, незатейливо шутил. Всё, словно и не было страшной бомбежки. Только по тому, как он обходил все вопросы, связанные с близкими людьми, можно было догадаться, что ужас, разрушивший прошлую жизнь, отнюдь не был сном. Но в данный момент он задвигался на задний план, выводился за скобки. Мы так болтали некоторое время, а потом я сам спросил у Элвина откуда он, и не случилось ли там того же, что в Абилине.

Элвин совсем чуть-чуть погрустнел и сказал, что он из Далласа, но в настоящий момент возвращается домой из Эль Пасо и там произошло то же самое, только немного по-другому, и что, судя по всему, то же случилось и со всеми остальными городами. Я тут же спросил у него, уцелел ли Остин, и Элвин ответил, почти искренне, что не знает. Но на всякий случай нужно быть готовым ко всему.

По дороге он не видел ещё ни одной целой заправки, и, чтобы бензина хватило до Далласа, оставил гружёный прицеп на дороге около сотни миль назад. Других машин и людей ему на хайвэе пока увидеть не довелось, и он с жадностью расспрашивал меня о встречах с выжившими. История о безумной женщине заставила его нахмуриться, а когда я рассказал о странном водителе кэмпера он вовсе начал терять самообладание – кусал губы, постукивал кулаком по рулю и всё такое. Я попытался расспросить, не знает ли он, что было нужно тому странному человеку, но Элвин лишь ответил, что мне очень повезло убежать, и что он бы дорого отдал за возможность «перетереть с этим ублюдком по-своему». А потом сказал, что скоро у меня будет любой велосипед, какой бы я ни захотел, а может даже и самая настоящая машина.

– Похоже, теперь нам принадлежит весь мир, только от этого едва ли радостнее, – сказал он и в очередной раз включил радио.

Элвин очень часто, может, каждые десять минут, протягивал руку к магнитоле и пытался поймать хоть какую-нибудь радиостанцию, но каждый раз в динамиках раздавалось ровное шипение. Тогда он с досадой щёлкал пальцем по экранчику или просто махал рукой – мол, безнадёжно, нечего и пытаться. Однако вскоре снова и снова повторял всё то же самое. Я честно думал, что ему просто невесело без музыки и предложил поставить какой-нибудь диск, на что Элвин грустно усмехнулся, взъерошил волосы у меня на макушке и сказал, что лучше поболтает со своим новым другом. Мне безумно льстило то, что такой замечательный взрослый парень называет меня своим другом, и я продолжал рассказывать про Абилин, деланно спокойным и небрежным тоном, каким водопроводчик месяц назад говорил о том, что нужно продувать трубы, пока их не поразрывало, но это обойдётся в лишние несколько сотен баксов, а если вам это покажется слишком накладным, то присасывайтесь к сливу и продувайте сами. Элвин, конечно, замечал мою наигранность, и тогда его улыбка становилась не такой грустной.

Я всё пытался выспросить, что именно произошло в Эль Пасо, искренне не понимая, как ещё может быть уничтожен город кроме бомбардировки. Элвин отказывался об этом говорить, но было видно, что и молчать ему сложно, поэтому я продолжал засыпать его вопросами и в итоге преуспел. Оказалось, там все люди и животные окаменели. Ты, наверное, и сам видел, какими становились люди после этого облучения с орбиты. Жуть невероятная, все эти скрюченные позы, гримасы… иногда целые скульптурные группы. Мать, которая пыталась своим телом закрыть колясочку с дитём, да так в итоге сама на неё и рухнула, когда скрутило и парализовало. Или какая-нибудь старуха в инвалидном кресле, раскорячившаяся как морская звезда. А тогда, в машине, я слушал и представлял что-то вроде парка скульптур, где все такие из белого камня сделаны и в манерных позах стоят.