Под стук колес

Максим отступил на шаг и в тусклом свете фонаря, Василий увидел, как зловеще блеснуло лезвие финки. Какое-то время он стоял, явно приходя в себя, а потом медленно пошёл в вагончик. Максим подождал, пока он закроет за собой дверь и широким шагом заспешил в общежитие. Скоро 23 часа и тётя Валя, следившая за порядком, будет снова ругаться. Сегодня он был доволен собой и, вспоминая этот короткий разговор, испуганное лицо Василия, пытался представить себе, а что было бы, если б тот не испугался? Неужели он смог бы просто так убить человека? И тут Максим понял, что просто так, он никогда и никого не обидит, а вот за сестру, да, за сестру, может.

* * *

Они сидели на набережной, в летнем кафе дяди Изи и наслаждались мороженым. С моря доносились крики чаек, визги купающейся детворы да лёгкий шум небольшого прибоя. Максим смотрел на сестру и внутренне улыбался. Ольга снова была весёлой и заводной. Бесовские искринки так и сыпались из её глаз. Она что-то рассказывала, смеялась и снова рассказывала, но он не слушал, а просто радовался её настроению.

– Скажи, а это ты ходил к Василию? – Вдруг спросила Ольга.

– К какому Василию? – Чуть не поперхнулся мороженым Максим.

– А то не знаешь! Он вчера приходил ко мне на работу извиняться и сказал, что у меня очень хороший брат.

– Да не знаю я никакого Василия, отцепись!

– Ну и ладно, – сестра улыбнулась. – Пойдём тогда купаться на Дикие камни. Там и людей меньше и вода чище.

Они поднялись и не спеша пошли по набережной в дальний конец залива, где сидели, или лежали кто на широких, а кто на узких полотенцах, редкие отдыхающие. Золотистое солнце начало клонится к горизонту. Становились длиннее тени деревьев и ближайших домов. Начали стихать крики чаек, и даже шум прибоя становился тише, но Максим этого не замечал. Он просто шёл и радовался жизни…

Гоп-стоп

Целый день Мишка ничего не ел. Правда, утром, последний кусочек хлеба он запил кружкой воды и всё. Хорошо, что работа была не пыльная, но всё равно, молодой организм требовал еды. В кармане оставалось 73 копейки, а до зарплаты ещё четыре дня. Да и зарплатой это назвать было нельзя. До реформы это было 450 рублей, и как говорила тётя Сима, это были ещё деньги! А сейчас? И ещё, Мишка никак не мог понять, почему с него, восемнадцатилетнего пацана, взимают бездетный налог? А подоходный налог? Разве 45 рублей, это доход? Где-то глубоко внутри росло недовольство, но голод от этого не уменьшался, и Мишка начал пересчитывать мелочь. Так, 8 копеек на полбуханки хлеба, 25 копеек – это полкилограмма ливерной колбасы. От одного вспоминания о колбасе, засосало под ложечкой. Мишка был уверен, что лучшую в мире ливерную колбасу, делают только здесь, в Одессе. Толстая, жирная, она источала изумительный аромат свежесваренного мяса, многочисленных пряностей, а спецефический запах требушков, придавал ей неповторимый вкус. Мишка любил откусывать её большими кусками и чувствовать, как насыщается проголодавшийся организм и по всему телу расплывается сытая истома. Но денег, до зарплаты, явно не хватит, а занимать он не любил, и пришло время подумать, что делать?

Мишка работал слесарем в санатории, и как-то обрабатывая надфилем дубликат ключа, он подумал о ларьке, что стоял на набережной почти полностью скрытый деревьями и кустами. Таких ларьков, в курортной зоне, было много, и он решил основательно присмотреться к ним. Вскоре Мишка выяснил, что охраны как таковой нет, а единственный сторож, постоянно крутился с милиционерами, что в течение ночи, два раза, лениво обходили территорию. Ещё раз, перебирая в кармане мелочь, он решил, что пришла пора проверить свои способности к выживанию.