Под спудом тайны

При виде конного экипажа дворня высыпала на крыльцо и принялась разглядывать тех, кто в нем находился. Помещик без проволочек переговорил с двумя смышлеными на вид парнями, заглянул в дом и, выйдя из него с двумя пистолетами за поясом, посоветовал штабс-ротмистру оставить бричку у своего крыльца.

– На всякий случай, – объяснил он. – Трепачи наверняка донесли Кручине, что по деревне в ней разъезжает бывший капитан-исправник. Не будем лишний раз тревожить его. Васька!.. Накормить кучера, звать его Митрофаном.

Погладив рукояти пистолетов, Аблов повел дворян в деревню, к большой избе, перед которой лежал огороженный двор с дощатыми навесами и колодцем-журавлем. Под навесами, неторопливо жуя овес и помахивая хвостами, топтались две каурые лошади. Возле них, уткнув оглобли в землю, стояли легкие телеги.

Гостей на крыльце встретил высокий худой старик с орлиным носом, длинными седыми волосами и окладистой бородой. Одет был Акинфий в опрятный кафтан, широкие шаровары и хромовые сапоги. Выслушав барина, он солидно кивнул головой и повел господ в сени, в коих виднелись три двери – в чулан, на двор и в саму избу. Жилую часть пересекали две перегородки, делившие ее ровно на четыре комнаты. В передней за одним из двух дубовых столов чаевничали знакомые дворянам купцы Казьма и Иван Зиновьевы с приказчиками. Поздоровавшись с ними, охотники за разбойниками уселись за свободный стол.

– Пра-ско-вь-я! – нараспев произнес старик. – Неси другой самовар с чашками! Барин к нам, Филипп Елизарыч, пожаловали с господами.

В пристроенной к избе дощатой кухне началось движение. Спустя некоторое время из нее выплыла с самоваром в руках крупная баба в повязанном на голове алом платке и длинном до пола сиреневом сарафане. Это была сноха держателя постоялого двора. Следом она принесла блюдца, чашки с ложечками, плетеные тарелки с калачами и ватрушками.

– Слышал, расторговались лошадьми, Казьма? – обратился Аблов к зажиточному светловолосому петродарцу, подвигаясь к самовару.

– Расторговались, слава Богу! – перекрестился купец. Его спутники также закивали головами. – Прошумела ярманка. Ничего, веселой оказалась: и балаган был, и качели, и даже ручной медведь. Что касаемо дела, то кто скотиной торг вел, кто сукнами, а кто деревянной посудой, съестными припасами, лаптями, сапогами.

– Галантерею разную навезли, – добавил брат Казьмы. – Бусы, перстни, булавки с заколками, всего было вдоволь! Ну, и в Панском ряду раздолье – шелка предлагались на любой вкус, кашемир, драп, стеклярус…

– Значит, сбагрили лошадок, – сказал Хитрово-Квашнин с легкой усмешкой, наливая себе чай в чашку. – А помнишь, Казьма, как ты сбыл вороного Барса заезжему гастролеру, когда я расследовал убийства на Дворянской?

– Разве о том забудешь, Евстигней Харитоныч! – рассмеялся Зиновьев, махнув рукой. – Нагрел меня тот проходимец, ох, нагрел! Втридорога купил я, дубина стоеросовая, своего же коня!.. Хочу, говорит, к упряжке на отлет, в пару вороному орловскому рысаку со звездой на лбу, купить пристяжную, легкого скакуна с изящным склоном головы, обязательно вороного и чтоб звезда на лбу и белая проточина по переносью. И вдругорядь: найди, мол, такого же за любые деньги… Кто ж мог подумать? Меня, тертого калача, провел как мальчишку! Правильно говорят, собаку съел, да хвостом подавился!.. Охо-хо, истинно, век живи, век учись.

– А каких же лошадей продали в селе?

– Двух заводских скакунов, двух для упряжи, двух для пахоты и одну на убой. Пятерку за нее всего лишь выручили. Оно завсегда дешевле, ежели на убой…

– Ладно, купцы, – серьезным тоном проговорил Аблов. – Мы тут по делу. Вся восточная часть уезда знает о шалостях Кручины, и вы, небось, в курсе. Только что он снова отличился – ограбил в местной роще супругу помещика Вельяминова.

Он указал глазами на англомана, сидевшего с хмурым видом у окна. Купцы и их приказчики с участием посмотрели на него, покачивая головами.

– Засаду на разбойника мы решили устроить здесь, у Акинфия, – продолжал поручик. – Вряд ли он упустит случай пощипать братьев Зиновьевых, успешно расторговавшихся в Шехмани.

Казьма после этих слов поперхнулся калачом и закашлялся. Пришлось брату огреть его как следует по спине промеж лопаток.

– Дык, мы, тово, под угрозой, что ли? – прохрипел купец, выпучив глаза.

– Нет никаких оснований так волноваться, приятель, – ухмыльнулся Аблов. – Как стемнеет, я отведу вас всех к себе во флигель. Будете там как у Христа за пазухой!

– Ну, это другое дело. А то ведь сгинешь как клоп в смоле!.. Ох, и вспомнишь те времена, когда вы, Евстигней Харитоныч, были здесь капитаном-исправником. Разбойный люд сидел тихо, как мышь под веником, боясь высунуться!

Аблов отвел потерявших покой петродарцев в свою усадьбу, едва сгустились сумерки. Вернувшись, взял у Акинфия веревки и, проинструктировав его, обсудил с дворянами варианты захвата. Все трое сошлись на том, что действовать будут в зависимости от обстановки. Расположившись на покрытых овчиной лавках за одной из перегородок, они стали ждать в полумраке появления гостей.