– Не волнуйтесь, у нас к вам всего несколько вопросов, – ответил штабс-ротмистр.
Последовал короткий разговор о погоде и видах на урожай. Говорить старались негромко, ибо из приоткрытых окон одноэтажного флигеля доносились обрывки молитв: как и предполагалось, над усопшим французом читалась Псалтирь.
– Вот что, господа, обстановка тут не очень веселая, – произнес хозяин, кивая через плечо на флигель. – Супруга с Лизонькой пребывают в грусти и печали. Оно понятно, Иван Иванович жил здесь, учил дочку всем этим танцам, заграничному политесу… Сходим лучше к винокуренному заводу, там и зададите нам с Сашкой свои вопросы. Не против?.. Вот и прекрасно!
Аблов нарочито кашлянул, тихонько тронув Хитрово-Квашнина за локоть. Тот вздохнул, пожал плечами и двинулся вслед за Черновыми в сторону хозяйственного двора. На нем, кроме конюшни и каретного сарая, располагались псарня, птичник, ледник и амбары всевозможного назначения. Жизнь тут шла своим чередом: вершили свои дела конюхи и псари, постукивали копытами лошади, кудахтали куры, трясли красными «бородами» индюки.
Пока шли к винокурне, Хитрово-Квашнин успел заметить, что усадебный парк Черновых от недостатка внимания стал потихоньку глохнуть. Во французской его части, скрывая аллеи, буйно разрослась акация вперемешку с боярышником, в английской, c рукотворными насыпями и разнообразными деревами, – черемуха.
Крытый железом винокуренный завод стоял на самом берегу Самовца. Он был двухэтажным, деревянным, длинной около пятидесяти аршин, шириной – около десяти, высотой – около восьми. При нем находился крытый тесом деревянный двухэтажный винный подвал с пристройками и солодовней. Оттуда сильно тянуло бардой, побочным продуктом винокурения.
Чернов первым делом повел дворян в варницу. В ней находились два водоварных чана, заторный чан, чан для охлаждения затора, четыре дрожжевых чана, две дрожжевых кадки, железный паровик и масса других принадлежностей. Работники не стояли на месте, каждый из них занимался своим повседневным делом.
Показав солодовню, подвал и комнаты для надсмотрщика и рабочих, Чернов закончил экскурсию в конторе предприятия, располагавшуюся на втором этаже главного здания. Как только конторщики покинули помещение, все расселись вокруг заваленного бумагами стола.
– Вот теперь, господа, и спрашивайте, – предложил хозяин имения, сев на стул с высокой спинкой. – Ответим, нам нечего скрывать.
– Скажите, в имении знали, что француз намеревается пойти по грибы? – поинтересовался Хитрово-Квашнин.
– Конечно, – ответил старший Чернов. – Он не делал из этого тайны.
Следом зазвучали вопросы, что адресовались и другим помещикам. Как оказалось, Черновы прекрасно относились к Сирро, ценили его, даже подумывали отдать за него свою младшую дочь. Смерть француза потрясла всех, особенно переживали Надежда Артемьевна и Елизавета, которой недавно исполнилось пятнадцать. Вчерашнее утро семья провела в усадьбе, никуда с нее не отлучаясь.
– Так что, мы сами хотели бы посмотреть в глаза тому, кто сотворил жуткое злодеяние, – заявил отставной поручик. – Серов был открытым, веселым, порядочным человеком… Помянем его, господа, сердешного. Он хоть и иностранец, а все ж православная душа!
Чернов открыл пузатый шкаф с гнутыми ножками и выставил на стол спиртное, стаканы и закуску. Потерев руки, стал важно постукивать пальцем по бутылям.
– Хлебные водки на любой вкус!.. Не подслащенные: ром, водка, бальзам; а тут сладкие: наливка, ликер, ратафия!.. Все мое, все высшей пробы! Вот Филипп Елизарыч может подтвердить.
Аблов кивнул и попросил налить себе ратафии, остальные отдали предпочтение не подслащенным водкам. Закуской служили нарезанная ломтиками буженина, копченая колбаса и сыр.
В ходе выпивки поговорили о вкусах, упомянули владельцев винокурен. Самым крупным винокуренным заводом в уезде считался тот, что стоял на берегу Байгоры. Принадлежал он внуку знаменитого адмирала Сенявина. Хитрово-Квашнин вспомнил управляющего заводом, штабс-капитана Новицкого, отвозившего за раз в петродарские магазины около двух тысяч ведер полугарного вина и дюжину бочек спирта.
– Моя мать заводила винокурню, – обмолвился он, выпив немного бальзама. – Но та продержалась недолго, года три-четыре. Сгорела дотла от пустяка, от брошенной кем-то курительной трубки. И уж у матери потом не хватило сил восстановить производство… Да, надо сказать, соседом у меня подпоручик Писарев. Так вот он заканчивает строительство винокуренного завода, Собирается писать в Тамбов прошение.