Под созвездием Ориона

Тюменский быт сороковых годов казался мне тоже похожим на одесскую жизнь начала века. А разве нет? Керосиновые лампы (электричества часто не было), водовозы с бочками, пролетки с кучерами на облучках (их было не меньше, чем автомобилей), цоканье подков по булыжникам, чины железнодорожной милиции с шашками, как у царских городовых (столь «крамольное» сравнение я никому не высказывал); круглые рекламные тумбы, оклеенные афишами цирка. И сам цирк — с его клоунами, канатоходцами и отважными мускулистыми борцами!

Цирк! Азарт и праздник наших детских лет! Такой же, как у мальчишек времен Гаврика и Пети.

Здание цирка стояло в сквере на углу улиц Первомайской и Герцена (моей родной!). Оно и сейчас там стоит, но уже другое — кирпичное и с полотняным куполом, поскольку на капитальный, говорят, не хватило денег (впрочем, таким я видел его несколько лет назад; сейчас, возможно, достроили).

А в годы моего детства цирк был деревянный, очень просторный, с длинными «ленточными» окнами под куполом. На куполе — увенчанный корабельным клотиком шпиль.

Он был гулким, этот громадный дощатый «храм веселья и смелости», и музыка вечерних представлений часто долетала до нашего двора.

Особенный ажиотаж у любителей цирка вызывали соревнования по французской борьбе (тогда те, кто искоренял «преклонение перед Западом» еще не переименовали ее в классическую). Это опять же напоминало Одессу времен Пети Бачей. Имена борцов были, как говорится, у всех на устах. За знаменитостями ходили мальчишки.

Самой большой известностью пользовался негр Франк Гуд.

Взрослые говорили, что он не «полностью негр», а мулат. И правда был он не черный, а какой-то серовато-коричневый. Но все-таки достаточно темнокожий. Его появление на улицах привносило в тюменскую жизнь экзотику заморских стран. Словно веял ветер Гаваны, про которую мы знали из песни «Голубка». Франка Гуда любили.

Однажды я сказал своему приятелю Семке Левитину:

— Завтра борются Франк Гуд и Хаджи-Мурат. Ты за кого?

— Конечно, за бедного негра!

Я взял на себя смелость заметить, что сейчас-то Франк Гуд, наверно, уже не бедный. Наверно, успел подзаработать, когда приехал в Советский Союз. Вон какой полный и модно одетый…

— Но зато сколько он натерпелся в проклятой Америке!

Я не стал спорить. Хотя, по правде говоря, у меня копошились сомнения: такой ли уж настоящий этот негр (или мулат) и жил ли он когда-нибудь в страшной стране, где только и знают издеваться над чернокожими и готовить новую войну?

Но эти сомнения держал я глубоко в себе, так же, как мысли о сходстве железнодорожных милиционеров с городовыми…

Естественно, матчи французской борьбы проходили не только в цирке, но и во многих дворах. Юные борцы в замызганных майках и сатиновых трусах до колен, сопя и стискивая зубы, копировали излюбленные приемы кумиров.

Самым известным приемом был «двойной нельс о н» (так, по крайней мере, мы его называли). Нужно было напасть на партнера со спины, сунуть руки ему под мышки, завести назад и сомкнуть пальцы замком у него на затылке. А потом крути и ломай соперника, стараясь уложить на живот, а после и на лопатки…

Помню один такой матч у нас во дворе на улице Герцена. В сорок седьмом году.

Арена была устроена недалеко от забора из горбылей, который отгораживал от двора кирпичный магазинчик (он назывался «хлебный распределитель» — хлеб тогда все еще выдавали по карточкам). Круг диаметром метра три обложили, словно клумбу, обломками кирпичей и посыпали опилками. Опилок хватало, потому что неподалеку, у своего сарая, главный человек во дворе, Иван Георгиевич, с помощниками пилил и колол привезенные на зиму дрова. Опилки он уступил безвозмездно.

Забор был украшен двумя цирковыми афишами, которые для этой цели отдал нам мой дядюшка. На одной были перечислены борцовские пары очередного матча. На другой черноволосая фокусница Мария Марчес держала на ладони лилипута — одного из маленьких актеров своей труппы. Улыбка ее была столь плотоядна, что становилось страшно за малыша.

Зрителей собралось довольно много. Народ дошкольного возраста, девчонки наших лет, две любопытных тетушки и вредная коза Липа не менее вредной соседки Таисии Тимофеевны. Кроме того, в щели между горбылями поглядывали те, кто стоял в очереди за хлебом. А по гребню забора ходил петух Ивана Георгиевича, важностью и недовольным «выражением лица» напоминавший хозяина (имя петуха не помню, врать не хочу).

Конечно же, зловредный жребий свел меня для борьбы с моим вечным приятелем-недругом, с рыжим Толькой Петровым (о котором я уже не раз писал в разных повестях). Мы вышли на арену. Я был в своем «трофейном» костюмчике небесного цвета, Толька в рваной тельняшке-безрукавке и широченных трусах той же расцветки, что его апельсиновая прическа-ежик. В общем, выглядели мы живописно, и зрители вправе были ожидать эффектной схватки.

Они не ошиблись в ожиданиях, хотя кончился матч неожиданно.