Под созвездием Ориона

Потом, вспоминая тот разговор и много раз перекатывая в голове отдельные его фразы, я стал догадываться, в чем дело. Самым непослушным мужчиной в жизни Зои Корнеевны был ее муж. Отец Темчика. Позже я узнал, что он работал В Москве каким-то важным инженером и вдруг уехал в Тобольск. Уехал, видимо, не по своей воле, а в ссылку. (Хорошо еще, что просто в сибирский город, а не в лагерь.) И Зоя Корнеевна с сыном была вынуждена ехать за ним. А легко ли ей было оставлять столицу!

Возможно, она считала, что ее муж сам виноват во всех этих бедах: не слушал ее советов. Наверно, это его «непослушание» и стало причиной тобольской ссылки: не делал того, что велела жена, вот и доигрался. А может быть, не только в этом несчастье, но и во многих других винила она мужа. В несчастьях, которые навлек он и на себя, и на семью… Справедливо это или нет — кто знает? Ей-то все свои женские обиды и ревности, конечно, казались справедливыми. А Темчик — «папина копия». На ком же, как не на нем, сорвать свою накопившуюся досаду и свои страхи! Может, и сама того не понимала, верила, что воспитывает сына в справедливой строгости, а получалось вон что…

Впрочем, это были только догадки. И пришли они ко мне гораздо позже, когда поднабрался я жизненного опыта. А в тот момент — на углу улиц Ленина и Первомайской — я буркнул «до свиданья» и облегченно свернул к рынку.

В этот день мы опять ходили купаться и провели на Песках время до вечера. Обычной компанией. Только Темчика с нами не было. Всезнающая Тоська сообщила, что мать его сильно не ругала, но играть не отпустила — три дня подряд она с утра уводила его куда-то с собой: то ли в гости к знакомым, то ли по делам.

— Теперь она вообще его к нам не пустит, — грустно сказал Амирка. — Завоспитывает в вусмерть.

Я подумал, что пустить-то, может быть, и пустит, но от меня велит держаться подальше. Из-за сегодняшнего спора.

Однако я ошибся. Мое заступничество за Темчика Зою Корнеевну не рассердило. Мало того, она почему-то еще больше прониклась ко мне доверием. И кажется, была довольна, что именно со мной у Темчика самые добрые отношения.

Теперь она здоровалась со мной особенно приветливо. Не прочь была при встрече завести разговор, шутила. Давала понять, что никакой обиды между нами нет. А однажды зазвала меня в гости. Я сперва смущенно отнекивался, но любопытство победило…»

Вот так. Как говорится, «конец цитаты»…

Все, что я писал относительно повести «Однажды играли…» до сих пор, было на самом деле. Так сказать, документальные записи ретроспективного дневника. Или почти документальные… Дальше я рассчитывал строить сюжет уже по законам литературного творчества, где невозможно обойтись без фантазии (впрочем, и дневник — жанр литературный, и она, фантазия, нет-нет да и проскочит в него).

Хочется рассказать, что было дальше с Темчиком, со мной и моими приятелями. Вернее, «что было бы…» Не отпускает от себя эта неродившаяся книжка.

Хотя я понимаю, что нарушаю законы жанра: если это дневник, то надо не забывать и современность.

……………………………………………………………….

А что в современности?

Вот и убегаю в прошлую жизнь, в воспоминания, в сюжет ненаписанной повести про Темчика…

«ОДНАЖДЫ ИГРАЛИ…»

Как же дальше должен был развиваться сюжет?

Зоя Корнеевна так стала доверять мне, что однажды отпустила Темчика ночевать у меня на Нагорной. Там на пустом сеновале у меня было оборудовано что-то вроде каюты.

И вот вечером, уже на закате, мы пошли. И ночевать не стали, а отправились (почти невольно, подчиняясь какому-то сказочному зову) в путешествие по ночному городу.

Сохранился листок (10.03.94) с конспектом главы про это путешествие. Вот он.

«… Это полусон-полуявь.

Темчика отпускают ночевать у меня.

Никто не будет искать нас (мама думает, что я ночую у дяди Бори, а ему я сказал, что пойду к Темчику).

Мы идем через лог. Сперва — тихая сказка «Крепостного острова». Потом — «страшное место» перед глинистым склоном, где меня всегда почему-то охватывает боязнь. Я его стараюсь обходить.

Темчик:

— Идем…

Мы проходим это место напрямик, и ничего не случается, только делается тепло. Похоже на облегчение в поликлинике, когда анализ крови уже взят.

Теплая вода в Тюменке. Мы бредем по руслу, и речка не отпускает нас. Мы выбираемся под высоким черным мостом к Туре. Темные массы обрывов, огоньки на том берегу, баржа-самоходка с уютным светом иллюминаторов…

Мы поднимаемся по обрыву. Город — и знакомый, и незнакомый.

Таинственный пустой рынок, павильоны, предчувствие грозы — электричество в воздухе.

По неузнаваемым (полуузнаваемым) улицам — снова к Нагорной. Церковь, которая давно уже была лишена колокольни, — теперь с колокольней.

Откровенный разговор про жизнь. Покаяние: как я многого боялся в жизни, как иногда врал и жульничал…

— Я думаю, что нам еще не раз придется каяться, — по-взрослому говорит Темчик.

Теплая капля падает за ворот.

Мы прячемся под пахучей скирдой, поставленной запасливым домохозяином у своего забора.

Ощущение братства.

Звезда, которая светит через ладонь Темчика.

— Темчик, сколько тебе лет?