Под созвездием Ориона

И… сколько в жизни бывает забавных сцепок разных понятий. В разделе салатов и закусок я вдруг прочитал: «Маслины»… Ну как было не вспомнить недавнего знакомца в желтой майке! И сейчас его слово «дядя» вызвало у меня только беззаботный смех. Нет, голубчик, солидные дяди не суются очертя голову в штормовой прибой…

А кроме того, я был просто рад. Наконец-то попробую маслины.

Хотите верьте, хотите нет, но до той поры я ни разу не пробовал маслин. Даже не видел их. Это сейчас в любом продуктовом магазине — маслины с косточками и без, маслины испанские и греческие, маслины с начинкой из анчоусов и крабов… А гастрономический опыт пятидесятых годов был не в пример беднее нынешнего. О маслинах я читал лишь в книжках Катаева и других писателей-черноморцев. И опять же у Паустовского. И знал, что маслинами любят заедать виноградное вино одесские грузчики. Знал из анекдота. Помните? Собрались биндюжники выпить, а закуски — на всех одна маслина. Подвесили ее на нитке. Выпьют — подтянут, понюхают. А один недотепа лизнул. Его — трах по уху! «Ты шо, Жора, объедаться пришел?!»

Как ни странно, этот древний анекдот я услышал довольно поздно, уже в студенческую пору. Точнее, год назад до поездки в Крым.

После третьего курса пятеро студентов журфака (я в том числе) были посланы в Ленинград, на практику в многотиражку завода «Полиграфмаш». В обмен на два линотипа, которые завод предоставил университетской типографии. Так по крайней мере утверждал один из практикантов, Слава Шугаев — будущий известный прозаик и преподаватель Литературного института. Руководителем группы поехал с нами Валентин Андреевич Шандра, наш наставник по газетному делу.

Он-то, Валентин Андреевич, и рассказал за столом этот анекдот, когда мы в спальне общежития (в одном из корпусов знаменитых Двенадцати коллегий, где располагался Ленинградский университет) собрались отметить начало практики. Вшестером. Валентин Андреевич, позабыв про табель о рангах, веселился с нами наравне. И когда мы посетовали на скудость закуски, как раз и вспомнил про единственную. маслину…

Кстати, «посидели» мы тогда изрядно, не хуже одесских биндюжников (о которых, помню, дружно исполнили, среди прочих, известную песню). Надеюсь, Валентин Андреевич простит, что я делаю эту историю достоянием гласности — четыре с лишним десятка лет прошло…

Ну вот, а там, в кафе «Поплавок», я увидел маслины в меню. И конечно, немедленно заказал их. Вместе с бутылкой рислинга и неизменным блюдом курортных забегаловок — люля-кебаб.

Мне показалось, что надутая пожилая официантка глянула на меня странно. Но не придал значения.

Маслины, принесенные на десертном фаянсовом блюдце, оказались похожими на мелкие черные сливы. Я понятия не имел, каковы они на вкус. Думал, что сладкие, вроде тех же слив или винограда, только с особым «маслинным» ароматом.

Я с маху вылил в себя стакан рислинга, вспомнив любимое выражение Константина Георгиевича — «стакан вина, выпитого натощак». Подождал, когда рислинг с ласковым щекотаньем разбежится по жилкам. Подтянул блюдечко и сказал футболисту Маслине: «Ну, дружище, теперь я тебя съем. Чтобы не обзывался…» Взял маслянистый мягкий шарик, раскусил…

Мамочка моя! Как люди это едят?!

Гадость была несусветная. Что-то едкое, соленое, с запахом, от которого жгутом скрутило язык.

Я мигал, сидя с полуоткрытым ртом. И мне казалось, что надутая официантка, поглядывает издалека с ехидством. Лишь это якобы поглядыванье заставило меня сжевать маслину до конца. Мало того! Проглотив еще полстакана, я сжевал вторую маслину. Подвиг этот потребовал от меня не меньшей храбрости, чем недавнее купание в волнах. Потом украдкой (очень украдкой, чтобы не заметил ни один человек) я одну за другой отправил маслины через железные перила, в пенный накат…

Остатки рислинга и люля-кебаб в какой-то степени перебили впечатление от маслин. Однако не совсем. Едко-соленый вкус ощущался во рту еще очень долго. Даже тогда, когда я в душном рейсовом автобусе ехал из Алушты в Симферополь.

За окнами тянулся желто-зеленый — местами с кустарником, местами с осыпями — склон. На нем четко выступали громадные буквы: СЛАВА КПСС. То ли их выстригли на горной растительности, то ли возделали плугом. Я прикинул реальный размер букв, подивился масштабам работы и подумал: «Если бы просто СЛАВА, тогда еще ладно, будто в мою честь. А при чем остальное?» Это во мне еще играл искристый рислинг.

В Симферополе я очень удачно пересел на севастопольский автобус. Подремал. Попробовал посочинять стихи о крымских впечатлениях, но не преуспел в этом деле и без досады тормознул творческий процесс.

Автобус ехал неспешно и подкатил к городу, когда над бухтами уже золотилась россыпь огней и мигали маяки. Пахло нагретым за день песчаником скал, морем и соляркой от стоящих в ближней бухте катеров. На душе было хорошо. Правда, я не нашел Леонида, но день все равно не казался потерянным. Наоборот! Особенно, если помнить мою храбрую (теперь казалось — храбрую) вылазку в штормовую зыбь.