Под солнцем горячим

Гера кисло улыбнулся. Он даже не знал, как себя вести с девятиклассником. Сколько времени они в походе, но еще ни разу - понимаете, ни разу! - Семен не вспомнил о том, что наговорил ему по глупости Герка тогда на улице. Вроде не сердится, или вида не подает? Правда, Герка все время старался быть подальше от Семена, а тут…

- Садись, - сказал Кипреев.

- Да нет, - попытался Гера отказаться, надеясь, что удастся улизнуть.

- Садись, говорю, - Семен похлопал по земле рядом с собой.

Гера сел на травянистый обрывчик, поставив ноги, как и Семен с Альбиной, на влажный песок. Сбоку стоял транзистор, тихо звучала музыка.

- Значит, говоришь, хорошая жизнь? - спросил Семен, хотя Гера ничего такого не говорил. - Вообще-то верно, - согласился Семен. - Движемся легко, нормально. И мы тут с Альбиной вспоминаем. Было у нас два года назад путешествие. Третий раз в поход отправились, вроде с опытом, да? - обратился он словно за поддержкой к вожатой. Та кивнула. - А ведь что случилось. Перебирались через Афипс. День кончался, а мы тропу потеряли. В горах это запросто: если дорогу плохо знаешь - дважды два заплутаешь. Пропала тропа, и ты как пойманный: со всех сторон колючка, лианы да еще горы сплошной стеной. Ползли мы па гору, на этот самый Афипс, напролом. Через колючие кусты. Ты еще ведро тащила, помнишь? - Альбина опять кивнула. - Устали, хоть реви. Ты и вправду заревела.

- Прямо уж, - перебила Альбина. - Ничего я не ревела.

- Ну, я это между прочим, - улыбнулся Семен. - Ты молодцом была.

Ишь, нахваливает! Понятно, конечно. А вот куда со своим рассказиком клонит?

- Карабкаемся мы, значит, - продолжал Семен, - карабкаемся из последних сил, а горе конца-краю не видно. В небе самолеты жужжат, жизнь идет где-то, а мы тут - как на другой планете, голодные, изможденные. Только и радости, что не один ты, а много нас. Вроде не так страшно. А одному - лучше и не соваться в горы. Сгинешь запросто, мама не найдет.

Ага! Маму вспомнил. «Одному не соваться…» Тоже понятно. С намеком: дескать, не суйся, Гусельников.

- Да не пугай ты его, - засмеялась Альбина. - А то больше в поход не пойдет.

- Ничего, - уверенно сказал Семен. - Гусельников у нас парень храбрый, верно? Ты ведь тоже боялась.

- Прямо уж, - опять не согласилась вожатая.

- Ну, ну, сознайся. Боялась, а ходила. Мы, брат, с ней в четырех походах, наверное, уже километров полтыщи оттопали, верно?

Альбина опять молча кивнула. И Гера покосился на вожатую - ишь ты! Тоже, видать, девчонка не хуже Гутьки. И не подумаешь, как посмотришь, - тонконогая да и голос такой противный: «Гусельников, Гусельников!» А сама, значит, такая заядлая туристка. И главное - ни разу не похвасталась, что в четырех походах была.

- Ну, иди, - наконец отпустил Геру Семен.

Гера отошел и подумал: «А почему кучерявый затеял этот разговор?» Неспроста что-то… Или Герка зря заподозрил? Наверное, это всегда так - когда сам от других что-нибудь утаиваешь… Живешь, как на вулкане.

Так вот и ходил Гера сам не свой. А вечером еще Лидия Егоровна сомнений добавила. Было это уже перед самым сном, когда сидели у костра…

ГОРИТ КОСТЕР ТУРИСТСКИЙ…

Об этом, конечно, всегда вспоминают, как о самом незабываемом… Горит костер.

Закончен день, позади большая дорога. На поляне уже стоит палаточный городок, ждет тебя уютное местечко под брезентовым пологом. А ты сидишь среди ночной тишины, и лишь потрескивают дрова. Горит костер…

Кругом не видно ни зги, хоть глаз выколи. Деревья и те потерялись на фоне неба, такое оно черное-пречерное. Только звезды мерцают, словно сторожат землю. Да журчит за кустами горная речка.

Вот треснул валежник. Может, мышь пробежала?

Горит костер туристский… И сидят на траве притихшие ребята, смотрят, не отрываясь, на языки пламени, подкидывают сухие ветки в огонь, переговариваются о чем-то негромко, перешептываются, а больше - молчат. После шумного дня, после интересных рассказов и звонких песен наступает такой час, когда хочется помолчать. И подумать. О пройденном пути. О том, что ждет впереди. Или о доме. Как там папа и мама? Что сейчас делают? Думают ли о Гере?…

К уютному ребячьему костерку, уложив спать младших внучек, подошла хозяйка домика - Галина Максимовна. И как-то незаметно, слово за слово, начала рассказывать о себе, про свою жизнь на далеком севере, где черная ночь зимой - круглые сутки, где снега в пургу наметает столько, что зарываются в сугробы дома по макушку. Выходят тогда люди с лопатами разметать дороги. Галина Максимовна была еще молоденькой, комсомолкой, приехала на стройку заполярного завода по путевке райкома комсомола. И так ей там понравилось, что осталась на том заводе аппаратчицей, и заснеженную зиму теперь видит во сне, особенно северное сияние - как полыхает оно в черном небе разноцветными красками, будто полощется и трепещет занавес, раскрашенный цветами радуги.