Под сенью звезд

Солнечные лучи смело вливались в игральную комнату, окрашивая все в яркие цветные тона. Алан сидел на белой клеенке, расстеленной на полу, поверх ковра. Рядом находились Голди и Бетти, показывающие мальчику, как пользоваться красками. Лист белой бумаги лежал на низком деревянном столике, рядом с красками, содержащимися в баночках. Бетти наводила круги синего цвета, держа руку мальчика. Но вскоре Алан отстранился и самостоятельно взял в руки кисть. Учителя не мешали ему проявлять самостоятельность в творческих решениях. Алан подержал немного кисточку в руках и, поняв, что она ему без надобности, отказался от нее, отложив кисть в сторону. Бетти хотела сказать, что ему нужна кисть, чтобы рисовать, но Голди остановила ее жестом.

– Пусть он сам решит, – сказала Голди, – это его собственный выбор. Пусть изберет путь в познании.

Мальчик потянулся к баночке с зеленой краской.

– Чудесно, Алан! – сказала с радостью и добротой Бетти. – Зеленый – твой любимый цвет.

Пока Бетти удивлялась выбору мальчика, а Голди размышляла о способе и методе обучения, Алан вылил на стол, мимо белого листа, всю баночку краски. Бетти от удивления открыла рот, а Голди взяла ее за плечо, чтобы та не предпринимала необдуманных и преждевременных решений.

– Пусть, мы понаблюдаем. Всякое его решение надо одобрять, – тихо сказала Голди.

– Здорово, Алан! – добродушно сказала Бетти, смотря на Голди понимающим взглядом.

Алан, тем временем, всунул в разлитую густую зеленую массу руки, и начал размазывать краской по столу. Белый лист немного окрасился текучей жидкостью зеленого цвета и упал на пол. Алан продолжал рисовать. Он измазал руками весь стол, включая ножки. Потом обратил свой творческий взор на другие баночки краски. Сперва, к зеленой он добавил красную, потом желтую, синюю жижи, и всю эту массу разноцветия перемешал. Стол окрашивался то в один цвет, то в другой. Творчество мальчика не знало границ – смешанные тона красок перешли на его одежду (джинсы и футболку), лицо, волосы. Не тронул он только глаза, они были округлые, большие, через них он анализировал, посылая импульсы в работающий мозг. Вскоре краска залила клеенку, предусмотрительно расстеленную на полу, и уже добиралась к дальним границам ковра, где он был не защищен. Мальчик вышел в центр комнаты, осмотрелся на все свое полотно, включая одежду и стол, затем лег на спину и стал кататься, ерзая спиной по разлитой и вымазанной краске.

Слегка ошалевшая Бетти и почти убежденная в найденном методе Голди, открыв широко глаза от переполняющего восторга, ведь часть творческих сил и рвения создавать, азарт, передались и им, радостно приветствовали юного художника и все его начинания.

– Не столь важен труд, очищающий и наводящий порядок, сколь хаос, который предшествовал ему, ведь именно он являлся тем ключом к сознанию мальчика, открывающим его безграничные, но запертые в темном мире неуверенности, творческие порывы, – сказала Голди. – Это начало и великий прорыв. Мальчик проявляет, хотя и в такой странной манере, свои желания, украшенные дивной и необычной, чарующей фантазией.

В последующие дни, к столь странному рисованию присоединилась и Бетти. Она делала то же, что и мальчик, всюду поддерживая его фантазию и желание рисовать, проявлять себя. Они вдвоем, не держа кисти, лишь руками рисовали узоры. По большей части, причудливые линии выводил мальчик, Бетти лишь повторяла, радостно одобряя его действия.

Голди в основном наблюдала за изменениями в поведении и действиях подопечного. Вскоре, к удивлению Голди и Бетти, мальчик стал рисовать на поверхности краски. Он выливал содержимое всех баночек в один сосуд – невысокую, но широкую миску, и там рисовал свои полотна, водя по красочной поверхности ладонями. Удивительные линии переплетались, создавая радужные, фантастические узоры. Мальчик не просто рисовал, а всецело участвовал в процессе, погрузившись в него богатой фантазией.

– Ему не нужна кисточка, – заметила Бетти. – Истинный художник творит естественными средствами – руками.

– Его идеи зарождаются в мозге и передаются импульсами рукам, которые весьма проворно отражают его фантазию, – заметила Голди.

Алан был весь погружен в свой мир, его лицо было схоже с чистым лицом принца, не обременённым скупостью жизни. Он был самой фантазией, с чистотой свободного эльфа. Его глаза выражали мечтательность путешественника, строившего планы будущих странствий. И хоть на улице, прохожие, глядя на странное безучастие и отрешенность мальчика, могли сказать, что он со странностями, не нормальный, больной, но внутри Алан жил в свободном, фантастическом мире, который был им открыт благодаря стараниям двух женщин, пытающихся помочь вернуть его в общество, в клуб здоровых, но озабоченных проблемами людей. Возможно, он уже был счастлив, живя в своем, придуманном мире.

Глава 7