— Это работа подсознания. Образы. Да, дверь. Но я знала, что дверь эта — Саныча. Что он мог открыть её и впустить меня в любой момент. Но не сделал этого. За ней я слышала его голос. Он сам ушёл, Рома. Ему только показали путь. Так же и со мной, — Рената вздохнула. — Мне просто предложили остаться. Даже не удерживали. Дали выбор, я им воспользовалась…
— Я правильно понимаю, Рената Дамировна, — загудел Буров, похожий теперь на шумерского гиганта из-за начинавшей мелко виться бороды, — вы ведёте нас к мысли, что Милош неопасна?
— Я бы сказала иначе. Она нам пока ещё нужна.
Едва ли когда за Ренатой замечали сухую прагматичность, потому сказанное возымело эффект выстрела протоволной — на некоторое время все без исключения звуки оказались упакованы в тишину.
— Не хочешь же ты… погрузиться и в неё?! — у Романа не очень хорошо вышло скрыть изумление.
— Хочу, не хочу — дело десятое. Так мы можем узнать с кем или чем имеем дело. Не ждать очередного сеанса с той стороны, а самим… позвонить. Чисто теоретически это возможно… И нужно иметь эту возможность, а не рубить. Как козырь. Но сначала — Ганич, — Рената вынула из кармана сладкий леденец и, прежде чем закинуть в рот, предложила каждому. — Нужно узнать, что это за Слово такое. Да и не только. Раз Леонид Львович — тот самый майор, побывавший тут два десятилетия назад, то в его голове можно много чего найти. Наверное…
— Я бы предпочёл вообще не рисковать. Ни сейчас, ни потом. Как сказал командор Синклер когда-то: «The only good alien is a dead alien. True then, true now». Милош было бы разумней… эм… ликвидировать, — Трипольский говорил, будто в одиночестве роль репетировал — настолько неуместным выглядел его короткий монолог.
— Не стоит этого делать, — отрезал Роман. — Ни ликвидировать, ни «звонить». Во всяком случае в ближайшее время. Вот что точно надо бы, так это отсмотреть нашу ретроспективу из челнока, например. Там есть несколько моментов, ты, Ренат, должна это увидеть.
— Конечно… Но после погружения. Не хочу рисковать — восприятие дело такое.
— А ведь Алексей Сергеевич прав!
Взгляды устремились на Бурова. Для пущего эффекта тот поднял вверх палец и повторил:
— Прав. Не знаю никакого Синклера, но да — «хороший инопланетянин — мёртвый инопланетянин». Если Милош обычная повреждённая, которую кто-то использует как простой передатчик, то как она выжила в лесу? Туман и холод. Карина. Что если мы держим под боком чужого?.. Использовать как ретранслятор её могут. Почему не могут использовать как марионетку? Или как твою, Роман Викторович, «Осу» — напрямую? А?..
— Она ж не машина… — недоверчиво усмехнулся Роман и представил, как в Милош втекает вихрь, как она дёргается, заламывая руки. Стало жутко.
— Это как посмотреть, — покачал головой Буров. — Все мы в какой-то степени машины. Биологические.
— Как передатчиком пользоваться ею — ещё ладно. Вполне объяснимо, — Роман то и дело смотрел на Ренату, ища поддержки наиболее разбирающегося в этом вопросе человека. — Но вот управлять…
— Она дважды выбиралась из изолятора в челноке, — пожал плечами Иван. — И при мне переборку в арсенал открыла. Закодированную.
— Сейчас она, положим, ничего уже не откроет, — как бы нехотя признал Буров. — На медизолятор я сразу установил механический замок. Но решать по ней нужно.
— Ты что предлагаешь? — подался вперёд командир. — Стрелять?
— Ты же знаешь, Роман Викторович, что по Уставу мне не требуется даже твоё разрешение, если нет прямого запрета. Захотел бы застрелить — застрелил бы молча. Я добиваюсь другого. Чтоб вы головами думали. Мне всё чаще кажется, что группу набирали по объявлению… Никакой слаженности, каждый себе на уме — такое я вижу впервые за семь экспедиций. Погружение в повреждённую, которая вообще может оказаться ксеносом — за такое в былые времена…
— Нет больше «былых времён», Тимофей Тимофеевич. В ядерном пекле они остались, — вступился Роман. — Я не поддерживаю предложение Ренаты, чтоб ты знал. Но понимаю, чем оно вызвано. Запрет, говоришь? Вот тебе мой прямой запрет — приказываю не причинять какого бы то ни было вреда повреждённой.
— Есть, командир, — Буров отвернулся и, казалось, опять окаменел.
— Рената Дамировна, — решительно продолжил Роман. — Милош — поместить в камеру гибернации. Какой запас её работы? Модель стандартная?
— Стандартная. Немного — пятьсот часов, — Рената была довольна, что удалось отстоять хотя бы саму затею. Да, «разморозить» Милош можно будет лишь раз. Но это лучший выход из ситуации.
— Теперь по Ганичу…
— Я знаю, как нам вызывать челнок, — вдруг громко заявил Трипольский. Он теребил пуговицу кителя, словно та помогала ему сосредоточиться.
Вернувшись из разведки, Роман не узнал Фарадея. Он круто изменился после разоблачения Бёрда, но теперь и вовсе без остатка провалился в себя. На вытянутом, остроносом лице тенью металась неуверенность, будто он никак не решался на что-то.
— Я получил сигнал.
Опять молчок. Пауза между фразами была бы достойна лучших театральных подмостков, если бы глаза Трипольского. Играть он не умел, растерянность и даже страх в них были настоящими.