На кителях в ярком свете ангара отливали вышитые металлом имена: Стивен Кёртис, Жак-Этьен Мано, Джордж Бернли, Никколо Сторци, Агне Христичас и Хельга Йендаттер. Все эти фамилии фигурировали в отчёте по Ясной. Конкретно – в составе второй волны подкрепления, запрошенного доктором Кислых. То были не последние сотрудники европейских научных центров, всего шесть из тринадцати человек. Выданная Ординатором справка разъясняла каких именно центров, но не это было важным.
Годами рождения мертвецов значился период от тысяча девятьсот восемьдесят шестого до две тысячи десятого. То есть, самому младшему из них должно быть не менее сорока восьми лет. Конкретно госпожа Йендаттер, норвежский микробиолог, на тот момент в свои двадцать восемь заслужившая в научных кругах немалый авторитет парой громких работ, среди которых имелось даже опровержение ранее нерушимого постулата в микробиологии.
Сейчас она – та самая женщина с коротко стриженным затылком – лежала перед Нечаевым в неестественной мёртвой позе. Даже с учётом обескровленности лица, больше тридцати с небольшим ей невозможно было дать. То есть, с момента смерти Хельги прошло не менее десяти лет, но труп её отчего-то так и не начинал разлагаться.
Запрос челнока с орбиты оставался приоритетной задачей. Сделать это можно было только из командного отсека, с пульта коммуникации. Модули по строению и расположению отсеков дублировали друг друга, что имелось на одном – присутствовало и на другом. Но при стыковках в единую колонию зачастую многое упразднялось, например второй или третий, по числу стыкуемых модулей, командный пункт.
В доступной части колонии он как раз оказался упразднён, то есть во избежание всевозможных инцидентов ЭВМ был безвозвратно отключен от энергопитания. Кто бы ни заварил соединительный шлюз с той стороны, он не хотел изолировать себя ещё и от командного пункта.
У Романа было время поразмыслить над планом действий. И он пришёл к выводу, что не имеет ни малейшего желания выяснять, куда ведёт подготовленная Фрэнки колея. От одной только мысли по затылку пробегали мурашки – синтетик ведёт их! Синтетик!
Виделись два выхода: либо попытаться сойти с этого пути, либо и вовсе возвращаться на Землю. В любом случае, первым делом следовало запросить челнок.
После осмотра шва, стыковочную переборку решили резать. Полиэпоксид по соединительным линиям аж слоем проступал – с таким усердием на углепластик воздействовали дугой «Крота» с той стороны. Но прежде следовало разобраться с остальными необследованными отсеками.
Переборка в продсклад поддалась легко – тут мешала самая банальная неполадка в панели управления. Внутри космопроходцев дожидалась нехорошая, но предсказуемая новость. Склад оказался пуст. Морозильные камеры отключены, а иные так и вовсе разобраны. Питьевой воды тоже не было, всюду валялись пустые контейнеры.
Выходило, что космопроходцы могли рассчитывать лишь на те запасы, что прихватили с челнока. Если, конечно, и во второй половине склад обнаружится пустым. Что-то подсказывало, что именно так всё и будет.
Кислородных брикетов, хранившихся тут же, также почти не осталось. Большинство были переломлены, словно ими хотели поделиться или заглянуть внутрь в поисках чего-то. И вообще, не в пример остальным отсекам модуля, склад выглядел весьма неприглядно. В нём царил бардак, если уж выражаться простым языком. Под ногами громко щёлкали крошки сжатого кислорода, хрустели крышки контейнеров и шуршали упаковки питательной смеси. Вскоре и вовсе обнаружились следы человеческой жизнедеятельности, будто для кого-то склад с продовольствием стал тюрьмой.
Венцом мрачной атмосферы отсека стала обнаруженная на дальней стене надпись: «he'll never find me».
– Это женщина писала, товарищ майор, – высказался Иванов. – Я графологию изучал немного...
Космопроходцы некоторое время смотрели на надпись молча, словно отдавая дань памяти.
Следующим на очереди был жилой кубрик. Убрав распорку, космопроходцы сначала пытались открыть переборку обычным способом, но безуспешно. Пришлось резать. Павлов задерживал дугу на одном месте разве что на мгновение, двигая рукой так, словно выводил на стене ровный пунктир и притом изрядно аккуратничал. Под действием протоволн углепластик исторгал тошнотворно воняющий полиэпоксид подобно коже, покрывавшейся потом.
Когда Павлов закончил, потребовалось лишь лёгкое прикосновение к месту, где прошла дуга, чтобы углепластик с хрустом рассыпался, оставляя после себя ровную краями сквозную полосу. Как и в медблоке, воздействовали только непокорный замок.
Нечаев осторожно вошёл в кубрик, но его тут же окликнул Иванов. Майор выслушал аргументы подчинённого и внимательно огляделся. В очередной раз пришлось отдать должное наблюдательности лейтенанта: каких-то секунд хватило ему, чтобы определить очевидную разницу между обстановкой этого кубрика и его близнеца-соседа. С доводами Иванова трудно было не согласиться.