– Ну, в общих чертах ты всё, что нужно, услышал. Теперь поговорим в частном.
Он достал из ящика стола фотографию. С неё на Балезина смотрел молодой мужчина с круглым лицом и светлыми, зачёсанными назад волосами; от правого глаза до уха тянулся небольшой шрам.
– Знакомься: Франц Майер. На момент прибытия в Иран в 1940 году был в звании штурмбаннфюрера СС. Не удивлюсь, если за три года работы пошёл на повышение.
Умён, инициативен. До войны некоторое время работал в Советском Союзе как представитель одной из германских фирм.Неплохо говорит по-русски, по-персидски, является большим мастером перевоплощения: может сойти за торговца, имама, офицера иранской армии. Дополнительные приметы: высок ростом… сколько у тебя, поднимись?
Балезин встал.
– Метр восемьдесят пять.
– Почти, как ты, даже чуть повыше. И ещё: на груди следы ожога – результат полученного во время польской кампании ранения.Так вот, Майер курирует все резидентуры в Иране. Может работать и нелегально и легально, как представитель фирмы «Мерседес Бенц».
Фитин смолк, потёр покрасневшие от недосыпания глаза, на минуту задумался.
– А теперь самое главное. Вас, товарищ Балезин, – когда речь заходила о чём-то крайне важном, Фитин переходил на «вы», – должен интересовать Тегеран, особенно его центральный район, где сосредоточены посольства, банки, представительства различных фирм и прочие важные учреждения. По нашим ориентировочным данным резидентом в центральном районе Тегерана является… не догадываетесь кто?
– Уж не Лоренц ли?
– Он самый – ваш информатор, социал-демократ по партийной принадлежности.
– Напрасно иронизируете, – с обидой в голосе произнёс Алексей. – Информацию о 22 июня он дал правдивую. И события показали…
Но Фитин его резко прервал:
– Об этой информации забудем. А в его социал-демократию никто не поверит. Лоренц был и остаётся нашим врагом. И, к сожалению, опытным, умелым и коварным врагом.
Теперь Балезин стал понимать, зачем его так спешно отозвали из Швеции. Фитин словно читал его мысли:
– Мы отозвали вас потому, что вы единственный, кто знает Лоренца в лицо. А впрочем, вам не впервой: помнится, три года назад, отправляя вас в Швецию. Я говорил то же самое.
Фитин поднялся, Балезин последовал его примеру. Выражение лица начальника службы внешней разведки НКГБ СССР было на редкость серьёзным, даже суровым.
– Товарищ Балезин, Алексей Дмитриевич, руководство очень надеется на вас. Ваша задача выявить Лоренца и связанную с ним немецкую агентуру в центральном районе Тегерана. Срок – не позже 1 ноября. Все вопросы будете решать на месте с помощником военного атташе полковником Гладышевым. В вашем распоряжении будут два человека. Он укажет, кто конкретно. Контакты с представителями разведок наших союзников, в первую очередь с англичанами, допускаются. На подготовку две недели. Ну, – он протянул руку, – желаю успеха!
… Идя по коридору Лубянки, Балезин мысленно перебирал полученную информацию: Тегеран … центральный район… посольства… контакты с разведками союзников допускаются… Кое-какие смутные предположения начинали вырисовываться, но это были только предположения. Они скоро обратятся в уверенность, когда он, будучи уже в иранской столице, узнает, что в Тегеране готовится встреча лидеров антигитлеровской коалиции: Сталина, Черчилля и Рузвельта.
Он всегда возвращался домой поздно. Так было и накануне отъезда: он устало переступил порог квартиры, когда часы пробили одиннадцать. На кухне горел свет, на плитке привычно стояла сковородка с ещё не остывшей поджаренной картошкой. Обычно на следующее утро Алексей благодарил сестёр за трогательную заботу о себе. А те, в свою очередь, благодарили его за продукты, которые он доставал: картошку, крупы, тушёнку, сахар. Но завтра его у дома будет ждать машина в 5 утра, и своих соседок он вряд ли увидит.
Балезин немного подогрел картошку и с аппетитом сел ужинать. После налил себе из термоса стакан чаю, положил кусочек сахара. Настоящий чай быстро закончился, и последние дни пришлось пить настой из трав. После сытой Швеции к московской трапезе привыкнуть было нелегко.
И всё-таки как поблагодарить сестёр, ведь с ними он не скоро увидится, если вообще увидится? Может, написать записку и оставить на столе?
Скрипнула дверь, и в кухню осторожно вошла Ирина Евгеньевна. Она была в строгом чёрном платье, аккуратно причёсана; от неё слегка пахло духами – довоенная роскошь. Выражение лица было, как всегда, приветливым, но под матовым светом абажура просматривалась бледность.
Довольный её появлением, Алексей принялся благодарить за ужин. Она понимающе слегка кивала. И вдруг спросила:
– Вы уезжаете?
Балезин ответил не сразу. Он и раньше отдавал должное её внимательности, а сейчас был немало удивлён, ведь об отъезде он, естественно, никому не говорил. Значит, она сама догадалась…
– Да, уезжаю, – ответил он.
– Надолго?
– Может быть и надолго.
Ирина Евгеньевна подошла к нему. Казалось, она не решается сказать что-то важное. Но она решилась. Опустив глаза, она тихо произнесла:
– Алексей Дмитриевич, вы что…. не считаете меня за женщину?