В конце октября я послал Директору радиограмму: "Обстановка для продолжения работы становится все более неблагоприятной. Швейцарская полиция, очевидно, намерена разгромить всю организацию. Предлагаю попробовать связаться с англичанами и продолжать работу оттуда в новой, законспирированной форме. Прошу немедленных указаний, так как дело очень срочное".
Однако Центр не счел такой выход из положения правильным.
2 ноября Директор радировал: "Ваше предложение укрыться у англичан и работать оттуда, совершенно неприемлемо. Вы и ваша организация в этом случае потеряли бы самостоятельность. Мы понимаем Ваше тяжелое положение и попытаемся Вам помочь. Привлекаем известного адвоката из США с хорошими связями в Швейцарии. Этот человек наверняка сможет помочь как Вам, так и людям, попавшим в беду. Немедленно сообщите, сможете ли Вы продержаться или укрыться где-нибудь на два-три месяца".
Итак, теперь нужно было не медля переходить на нелегальное положение.
Подходящую квартиру удалось найти быстро: укрытие нам с женой согласился предоставить один женевский врач - верный человек, тот самый, что помогал нам переправить в 1942 году паспорт в Италию.
За сыновей, остающихся на попечении бабушки, мы не слишком беспокоились: они уже не маленькие, старшему исполнилось восемнадцать, младшему - тринадцать. Им выдавали продовольственные карточки, кроме того, я оставил теще деньги на питание и прочие расходы. Самой же матери Лены не привыкать к переменам такого рода. Вырастившая без мужа в нужде трех дочерей, эта стойкая женщина еще во время первой мировой войны, когда семья жила в Германии, предоставляла убежище немецким и русским революционерам-подпольщикам. Конспирация ей была не в диковинку. Она не только одобряла, но и настаивала на том, чтобы я и Лена поскорее перешли на нелегальное положение.
Мы с женой решили так: она ляжет пока подлечиться в клинику, а я через некоторое время перейду в подполье. Сразу обоим исчезать из дома не следовало - это могло всполошить сыскных агентов.
После того как Лену поместили в клинику, теща отвезла младшего сына в пансионат в горах - так договорились на семейном совете. Очередь была за мной.
План побега был в общем-то очень прост и рассчитан на то, чтобы усыпить бдительность наблюдавших за каждым моим шагом полицейских.
У нас была немецкая овчарка. Она-то вместе со старшим сыном и помогла мне.
По вечерам я нарочно прогуливал собаку возле нашего дома и в парке: полицейские, дежурившие в постовой будке, уже привыкли к этому. В тот день, когда я решил, что настала пора исчезнуть, вывел, как обычно, овчарку и отправился с ней к тоннелю под железной дорогой. Сын уехал туда раньше на велосипеде. Ноябрьский вечер был довольно холодный, но я специально не надел пальто и шляпы. Пусть полицейские думают, что я вышел только на несколько минут.
Уже смеркалось. В тоннеле я отдал сыну овчарку, сам сел на его велосипед и укатил. А сын вернулся домой с псом как ни в чем не бывало. Полицейские либо зазевались, либо в наступавшей темноте приняли сына за меня. Они дежурили еще с неделю, пока не обнаружили, что их подопечный скрылся. Возможно, докладывали начальству, что я сижу взаперти, боясь выйти из дому.
Под покровом темноты (в Швейцарии соблюдалась светомаскировка) я благополучно добрался до квартиры врача в старой части города, где меня уже ждали. Хозяева отвели мне отдельную комнату, в которую, кроме них, никто не входил.
Половина дела была сделана - от слежки я оторвался. Но предстояло самое трудное: организовать работу группы, не выходя из подполья, в условиях полицейского розыска. Мою связь с сотрудниками следовало наладить через самых надежных курьеров, с особой предосторожностью. Обо всем этом мне нужно было лично переговорить с Джимом. Встречу мы заранее назначили в парке "О вив". Отказаться от нее было невозможно, хотя мы рисковали: нас могли опознать и схватить.
8 ноября, придав своей внешности несколько иной вид, я сел в такси и поехал в парк.
Джим прибыл раньше условленного часа. Из окна автомобиля я видел его плечистую фигуру в осеннем пальто у входа в парк. Я расплатился с шофером и направился к Джиму. Он с каким-то странным вниманием глядел на меня, вернее, на то, что видел у меня за спиной. Я невольно обернулся, но ничего особенного, кроме стоявшего у тротуара такси, из которого только что вылез, не заметил.
- Альберт, нам нужно поскорее удрать отсюда, - тихо сказал Джим. - Ваш шофер побежал звонить, в автомат - там, у входа в парк. Очень спешил, как будто его гнали кнутом. По-моему, это неспроста.
Место за рулем такси действительно пустовало. Мы поторопились войти в парк.
Конечно, это могло быть простым совпадением. Мало ли куда нужно срочно позвонить человеку? При других обстоятельствах ни я, ни Джим не придали бы, наверное, никакого значения этому факту. Но мы знали, что полиция располагает моим фото. А что, если оно имеется у водителя такси, он узнал меня и теперь звонит туда?