Под прикрытием

«– Что же вы ругаетесь, дьяволы,
Или я не сын страны,
Или я за рюмку водки
Не закладывал штаны?».

Затем, вежливо ответил весьма польщённому собеседнику и его друганам:

– Мне очень нравится ваша замечательная компания! Но ещё в 1918 году, я дал клятву – до самой победы Мировой революции не употреблять спиртного… Так что, прошу меня извинить, друзья – ничего личного!

Моё заявление произвело такое ошеломляющее впечатление, что минут пять все потрясённо молчали и, даже румыны в вышиванках на эстраде – как будто услышав мои слова, скрипками заскулили что-то невыносимо грустное…

Больше на эту тему ни у кого вопросов не было, а Яков Блюмкин пожал мне руки и с великим пафосом произнёс, тряхнув козлино-троцкисткой бородкой:

– Я с тобой товарищ! Вот только сегодня последний раз напьюсь – а с завтрашнего дня…

– Тогда уж лучше с понедельника, Яша, – ржу не могу, – все серьёзные дела надо начинать с понедельника!

– Думаешь? Хорошо, я даю обет – с понедельника больше не пить.

Чуть под стол не уполз от угара – честное слово!

Чуть позже улучив момент, Есенин, подсев ко мне спросил:

– Извини, Серафим… Тут такое дело… Я вот не пойму: Лиза – твоя девушка?

Вдумчиво жую что-то из французской кухни, анализируя свои – возникшие при этом вопросе ощущения:

«Что это? Никак, укол ревности?! Под плинтус, под плинтус её!».

Не спеша прожевав и проглотив, спокойно отвечаю:

– Елизавета – современная девушка и считает, что быть «чьей-нибудь девушкой» – это мещанство. Она свободна.

Приобняв за плечи, тот покровительственно похлопал меня по спине:

– Ну, тогда я у тебя её уведу – влюблён понимаешь, без памяти… Без обиды, ладно?

Ответно, хлопаю Есенина по плечу:

– Какие обиды между друзьями? Всё пучком, братка!

Чуть позже разберёмся – кто у кого и, что именно «уведёт».

Центром внимания, выдать по укоренившейся привычке, пытался быть Яков Блюмкин, рассказывая о своих похождениях на Украине во времена Гражданской войны. Найдя в нашей компании «свежие» уши, он тёр в них – как его как-то поймали петлюровцы и «поставили к стенке»:

– …Ожидая расстрела, я прямо перед строем галицийских стрелков запел «Интернационал».

– И, что было дальше? – с явным глумливым стэбом в глазах и интонации, поинтересовался Михаил.

Я, незаметно пнул его под столом ногой и сделал на краткий миг зверское лицо.

Не задумываясь ни на миг, Блюмкин уверенно отвечает:

– Прискакали будёновцы и спасли нас.

Тот, даже не нашёлся что сказать – так и сидит возмущённо онемев с разявленным ртом. Пришлось мне за своего воспитанника безразлично-нейтральным тоном заметить:

– Ну, что ж… И, такое наверное бывает.

Затем, дождавшись, когда Лиза с апломбом королевы – направляющейся на дипломатический раут, отправилась «попудрить носик», я – как будто вне всякой связи с рассказом «террориста», поведал – хотя и донельзя бородатый «у нас», но ещё «свежий» среди хроноаборигенов анекдот:

– …Старый, бывалый петлюровец рассказывает внуку:

«– Споймали мэня зараз будьёновцы и гутарят: «Выбирай – отсосёшь у всего ескадрону, иль мы тоби разстрэляем».

– И, ты дид отсосав?! У будьёновцив – цих клятых коммуняк?! У цилого ескадрону…?!

– Да, ты з глузду зъихав, чи шо? …Меня ж разстрэляли».

– ХАХАХА!!!

Не знаю, отнёс ли это на свой счёт сам Блюмкин, но ржали абсолютно все и громче всех он сам. А Мишка-Барон, так вообще – с какими-то судорожно-истеричными всхлипами.

Впрочем, вскоре Яков стал казаться мне довольно славным парнем – хотя и излишне хвастливым при этом. Например, Блюмкин не таясь стал рассказывать что работает в личном секретариате у САМОГО(!!!) Льва Давыдовича Троцкого – который поручил ему разрабатывать тайные планы по осуществлению Мировой пролетарской революции.

Ну, просто – обаяшка!

Затем, через буквально пять минут, Блюмкин – как будто позабыв о сказанном, огорошил присутствующих новостью – что «Лев Революции» поручил ему возглавить личную охрану. Впрочем, видать к подобным «откровениям» – сидящие за столом давно уже привыкли и, буквально её через пять минут про них забыли…

Я же, стал все более и более заинтересовано посматривать в сторону «личного секретаря», обдумывая пару интересных комбинаций…

В будущем!

Поэтому когда мы с Мишей в свою очередь вышли «отлить» в комнату «для мальчиков», на злобный шёпоток Миши под журчанье в писсуаре:

– С каким бы наслаждением, я б прирезал эту брехливую свинью…

Так же шёпотом ответил, с оттенком разочарования:

– Вы продолжаете мыслить понятиями уличной гопоты, Барон! Когда же я дождусь пробуждения в Вас навыков – хотя бы оперативного работника, не говоря уже о чём-то большем?!

Но, хоть «жидом» его не обозвал в этот раз – на том спасибо.

Сам я потихоньку разговорился с «длинным» – с Анатолием Мариенгофом, то есть:

– Извините, не моё дело, конечно… По разговору я слышал у вас какие-то финансовые затруднения?