Под парусом надежды

Черт его знает, почему она на этот вопрос не ответила. Взяла и замолчала, как последняя идиотка, и покраснела опять, будто уличили ее в чем постыдном. Чего тут постыдного-то, господи? Ее отношения с Кириллом, что ли, уж плохие такие? И ничего не плохие… Абсолютно нормальные отношения… А вопрос, черт его побери, взял и повис в маленьком кухонном пространстве сам по себе – ну совершеннейшим неудобством повис! Вон и Стасу от него неловко стало – глаза отвел, уставился в ночное окно…

– Кира, ты не беспокойся… Мы с Егоркой уйдем утром. Как он проснется, так и уйдем…

– Ой, да ладно… Уйдут они! Куда это вы пойдете, интересно? Сам же говоришь – идти вам некуда. Мама моя точно несколько дней на даче пробудет, так что поживете, пока что-нибудь не придумается…

– Да? Мы действительно тебя… не стесним?

– Нет! И хватит уже об этом!

– Ну хорошо… Тогда я завтра тебя кормить буду! Вкусно! Ты как, лишними калориями не озабочена?

– Не-а!

– Вот и отлично. Я утром встану, в магазин схожу, пока Егорка спать будет…

На этом и разошлись. Правда, она долго еще не могла уснуть, все ворочалась на старенькой скрипучей раскладушке. Еще и небо июльское вызвездилось так, что хоть всю ночь на него пялься, глаз не смыкая. И ночной прохладный ветер, залетевший на балкон, вдруг плеснул в лицо чем-то сладко-тревожным, незнакомым, и задрожало все внутри, и спина ни с того ни с сего выгнулась в странном томлении… Что это с ней? Не повар же Стас вызвал у нее в самом деле страсти небесно-телесные? Она ж ничего такого… Она просто помогает человеку в беде, и все… И вообще, у нее Кирилл есть! И пусть все будет так, как и было! Кирилл пусть будет бой-френдом, повар Стас – просто счастливым человеком, а она – доброй самаритянкой… Вот захотелось ей самаритянкой побыть, и все тут! А что? Имеет право, в конце концов…

Заснула она только под утро, когда рассвело уже. Хорошо так заснула, будто улетела куда вместе со сладким ночным ветром. А проснулась от странных отрывистых звуков – показалось, котенок где-то мяукает. Открыла глаза, удивленно уставилась на горестную Егоркину рожицу…

– Па-па-а-а… – снова тихонько взвыл мальчишка, глядя на нее с ужасом.

Даже сквозь толстую пелену непролитых Егоркиных слез Кира разглядела этот ужас и подскочила со своей раскладушки, будто им в самое сердце ужаленная:

– Егорка! Не плачь, Егорушка! Папа… Да он, наверное, в магазин ушел! Ты меня испугался, да? Ты не помнишь меня? А вчера днем, помнишь, мы вместе за столиком в кафе сидели? Ты сок пил, булку ел… А папа со мной разговаривал… – торопливо заговорила она, протягивая к нему руки.

Егорушка шарахнулся от нее испуганно, икнул и заплакал уже по-настоящему, сотрясаясь мелко и размазывая дрожащими кулачками слезы по щекам. Кира застыла перед ним растерянно, потом присела на корточки, сложила перед собой ладони ковшичком, заговорила, сама чуть не плача:

– Ну не надо, Егорушка… А папа мне вчера сказал, что ты плакать не будешь, когда проснешься… Он сказал, что ты встанешь, сам умоешься, потом мы с тобой позавтракаем… А как только мы позавтракаем, он сразу и придет…

– А-а-а? – продолжая плакать, поднял на нее отчаянные глаза мальчишка. – Правда-а-а?

– Ну конечно правда, маленький! Ты не плачь. Ты, наверное, испугался, когда проснулся? Место незнакомое… Ты вчера на руках у папы заснул, и он тебя ко мне сюда принес. Вот, говорит, тетя Кира, пусть мой сынок на твоем диване поспит. А я ему говорю: пусть поспит, конечно! Что мне, дивана жалко, что ли? А потом папа сказал, что ты у него молодец, что утром сам проснешься, сам умоешься…

Она долго еще говорила что-то ласковое и невпопад, пока не почувствовала, как перестало ходить ходуном в слезных судорогах маленькое Егоркино тельце, как глянули глазки уже вроде как и осмысленно, сверкнув ярко-голубой чистотой-промытостью.

– Ну вот… Ну и молодец… Не зря папа тебя хвалил… – сама удивляясь невесть откуда взявшемуся в ней всплеску педагогической чуткости, довольно проговорила Кира, поглаживая его по влажному и горячему темечку. – Ну что, пойдем умываться?

Егорка замотал головой, по всей видимости отвергая ее предложение, потом глубоко всхлипнул, потом предложил неуверенно:

– Нет… Лучше сразу завтракать…

– А что? В этом есть свой резон! Давай так и поступим! – обрадовалась хоть какому-то сдвигу в общении Кира. – В конце концов, сегодня выходной, верно? А по выходным знаешь что можно? Не знаешь? А я тебе скажу! По выходным можно позволить себе такую вот роскошь – не умываться перед завтраком! Только не часто, конечно. Раз в месяц всего.

– Ага… – радостно закивал Егорка, запоздало всхлипнув на вдохе.

– Тогда вперед! На кухню! Ты что будешь кушать? – озабоченно спросила она. – У меня в холодильнике котлеты есть, молоко… Давай кашу манную сварим?

– Нет. Я не хочу кашу. Я закипанку хочу. Ту, которую папа готовит, – сделал неожиданный заказ Егорка, топая за ней на кухню.

– А что это – закипанка? – растерянно повернулась к нему от холодильника Кира. – Я и не знаю…

– А это такое… с творогом! Сладкое такое!

– Сладкое? С творогом? Нет, все равно не знаю…