Под опущенным забралом

— А мне Байдалаков поручил… — начала она и осеклась. То, что сказал Байдалаков, она должна была хранить в тайне.

— Вы, Ара, познакомитесь со Львовом, интересный город, а потом вас отправят куда захотите — в Витебск, Смоленск, туда, где будет Околов, — сказал Вюрглер.

— Мы с Арой выполним ваше поручение, Александр Эмильевич! — вмешался в разговор Радзевич. — Я бы хотел поработать вместе с Арой. — А про себя засек: «Что ей поручил Байдалаков? Наблюдать? За кем? За Околовым, за Ольгским, Гункиным или за мной? Надо с ней ухо востро держать!»

— Да, вас можно объединить с Арой! — Вюрглер поднял свою рюмку: — Выпьем за боевое крещение! Перед нами великая задача! Мы скоро станем управлять Россией! Немецкие войска прокладывают нам дорогу на Родину, а мы проложим путь к сердцу народа…

Разошлись по комнатам далеко за полночь. Денисенко, Гункин и Радзевич устроились в гостиной на диванах. Молча улеглись, потушили свет. И каждый погрузился в мир своих мыслей и чувств.

«Зачем ты живешь, Алексей? — думал Денисенко. — Ради славы? Нет! Из тебя не получится вождь, твои фотографии, подобно байдалаковским, не будут распространяться среди «народа». Не выйдет из тебя и настоящего разведчика, как из Околова, не получится журналиста или талантливого писателя, или артиста. Двадцать лет ты прожил вне своей Родины, получил образование, тебя воспитывали и учили люди, чуждые этой Родине, потому и ты сам ей чужд, но все-таки тебя тянет какая-то неведомая, неодолимая сила, которая называется ностальгией, — ее так просто не объяснишь. И чувство любви к Родине обостряется, становится самопожертвованным, когда она в опасности, когда она зовет тебя. И ты бросаешься на ее зов, подобно тому, как настоящий мужчина бросается на крик женщины или ребенка!… И как могут эти, да и многие другие эмигранты… Мерзавцы!»

Денисенко вспомнил, как перед отъездом из Берлина, прощаясь с Граковым, он услышал от него содержание «записной книжечки» Георгиевского.

«Речь о том, — рассказывал Александр Граков, — что русская эмиграция разделилась на два лагеря: на пронемецкий и антинемецкий. К сторонникам «великого рейха» отошли «монархическое объединение», возглавляемое в Югославии бывшим вице-губернатором Петром Скоржинским, «Русский национальный союз участников войны» во главе с генералом Антоном Туркулом и Петром Багратионом; «Русский охранный корпус», который сейчас формирует генерал Скородумов; «шкуровцы» во главе с генералом Андреем Шкуро; так называемые «штабс-капитаны», которых призывают под свое крыло братья Солоневичи; самостийники разных мастей; молодчики из «русского национал-социалистического движения» под председательством Скалона и фактическим руководителем Меллер-Закомельским; и, наконец, некоторые уже совсем незначительные организации. Антинемецкую позицию заняли многие ученые, писатели, артисты, «Русский общевоинский союз» как в Югославии, во главе с генералом Барбовичем, так и во Франции. Интересно, что Георгиевский в своей записке говорит: немцы предлагали Деникину возглавить антикоммунистическую русскую армию, а тот категорически отказался и ушел в подполье. Не уехали в Германию и многие энтээсовцы. Это, конечно, удар по Байдалакову. Против немцев высказались «Младороссы» с Ильей Ильичом Толстым, «Крестьянская Россия» с Масловым, подавляющая часть русского эмигрантского студенчества и множество лиц, стоящих в стороне от эмигрантских дрязг и политиканства, связанных с работой в югославских учреждениях, на заводах, стройках, — это инженеры, ремесленники, торговцы, шоферы и обычные рабочие-труженики… Вот какой раскол! И чем больше немцы показывают свои звериные зубы, тем шире к ним оппозиция среди российских эмигрантов. После упорных боев советских войск под Смоленском победный немецкий марш вдруг остановился. Мощная сила Советского Союза сможет одолеть врага. Должна одолеть. Не зря Георгиевский не поехал в Берлин».

Все уже спали, а Денисенко в темноте глядел в потолок. «Эмиграция раскололась. Но этого мало! Родина ждет от нас действия! Мы выжидаем, а нужно бороться!»

Мысленно перенесся он к родным местам, на Кубань. Мать, отца, братьев и сестер он представлял себе почему-то такими, какими видел в далеком детстве. «Мама, мама, идет твой сын по страдному пути, так велит совесть!» «Забудь о карьере, о славе, о личной выгоде! — говорил себе Денисенко. — Думай лишь о том, как подороже продать жизнь ради спасения Родины и народа. Околовы жестоки. И ты будь таким «фюрерам» противовесом. Будь с ними жестоким!»

Заснул он только под утро.

ГЛАВА ШЕСТАЯ «В КРУГЕ ПЕРВОМ»

Нет, лучше гибель без возврата,

Чем мир постыдный с тьмой и злом.

Чем самому на гибель брата

Смотреть с злорадным торжеством.

А.Н. Плещеев

1