Под опущенным забралом

— Три? Это катастрофа! — в ужасе воскликнул Денисенко.

— А что такое? — переполошилась Ванда. — Вам трудно?

— Невозможно! Не триста, не тридцать даже, а только три…

Так они шли, шутя, смеясь, перекидываясь ничего не значащими словами, но взгляды их говорили, что они понравились друг другу, и жалели, что встреча мимолетна.

«А может быть, не навсегда? Может быть, когда-нибудь судьба сведет?» — думал каждый при прощании. Так хотелось надеяться на лучшее!

Вот и Сосновице. Это поселок неподалеку от границы, примерно в двадцати километрах от польского городка Глейвица, на радиостанцию которого 31 августа 1939 года было инсценировано нападение эсэсовцев, переодетых в польские мундиры.

Глубокой ночью два контрабандиста перевели Денисенко, Ару и Радзевича на польскую территорию. Пришлось переходить вброд речку, которая называлась не то Вартой, не то Брыницей, и брала начало на черневшей далеко слева Тарновской горе. Вода была холодная и достигала почти до пояса. Шли всю ночь, почти бежали, чтобы успеть на варшавский утренний поезд. Совсем уже выдохшиеся, они добрались до станции Заверцы за полчаса до отхода состава, уселись в вагон и только тут отдышались.

Вечером они прибыли в Варшаву, темную, неуютную и невеселую. Шел дождь, улицы были пустынны, приближался комендантский час. С вокзала нужно было попасть на Верейскую улицу, где в доме № 1 жил Александр Эмильевич Вюрглер, председатель польского отдела НТС и руководитель организационного отдела в «Русском комитете», который возглавляли Регенау-Смысловский, Вейцеховский и редактор «Часового» Орехов.

Вюрглер встретил их радостно.

— О! Нашего полку прибыло! Только медленно собираемся. Скоро падет Москва! Ждем известия со дня на день, а Байдалаков мешкает. Почему вас лишь трое?

— Сюда выезжает еще одна большая группа, человек тридцать. Так заверил Байдалаков, — сказал Радзевич, пожимая Вюрглеру руку.

— Тридцать — маловато! Нужно три тысячи! Наступает эпоха нашей идеологии! Солидаризма! — Вюрглер выпятил брюшко, приосанился.

— Где же людей возьмешь? У нас в союзе отродясь трех тысяч не было. — Денисенко пожал плечами. — Многие прячутся от войны.

— Радоваться тут нечему, Алексей, создается впечатление, будто вы в восторге? — подозрительно оглядел Денисенко Вюрглер. — Заходите, заходите, Ара. У меня вас всех ждут…

Ара вошла в квартиру первой и попала прямо в объятия Околова.

В большой столовой сидели Ольгский, Алферчик, Ганзюк и Гункин, встретившие их громкими возгласами, крепкими рукопожатиями и поцелуями.

На столе появилось еще три прибора, завязалась застольная, как всегда, сначала бестолковая беседа. Главной темой был предстоящий отъезд, положение на фронте; говорили и о том, как встретят их в Белоруссии и на Украине. Потом они долго рассматривали новенькие пистолеты-вальтеры, которые им раздал Вюрглер, и аусвайсы, выданные начальником «абверкоманды-203». Документы давали право задерживать и выяснять личность любого советского гражданина.

«Ну вот, — подумал Денисенко, разглядывая аусвайс, — документик наделил нас громадными полномочиями! Сделал маленькими юберменшиками; будем советских людей потрошить. Немцы под Москвой, а мы должны радоваться… Это же трагедия!»

— О чем задумался, Лесик! — прервал его мысли Околов. — Мы с тобой, Гункиным и Ольгским, — он кивнул в сторону, — едем в Витебск.

— Когда?

— Дня через четыре. Надо пройти еще кой-какие формальности. И двинемся. У меня в Витебске живут мать, сестра, двоюродные братья, целый ворох родичей. Хочется их повидать.

— А я? — обиженно, чуть ли не со слезами на глазах спросила Ширинкина.

— Вас, Ариадна Евгеньевна, и вас, Алексей Николаевич, — Вюрглер сначала поклонился Ширинкиной, потом Радзевичу, — я попрошу еще задержаться дня на два здесь, чтобы поехать прямо во Львов. Там вас уже поджидает Владимир Владимирович Брандт. В его распоряжение вы и поступите. Миссия деликатная и ответственная. Брандт просил прислать умную женщину, чтобы провести одно следствие…

— Следствие? — недоуменно воскликнула Ширинкина.

— Вот именно! Власти вам помогут… — Вюрглер хотел еще что-то добавить, но, встретившись глазами с Денисенко, смешался и умолк. И лишь после небольшой паузы закончил: — Придется узнать, кто мог выдать советским властям ушедших в подполье энтээсовцев.

«Что-то ты, Александр Эмильевич, темнишь. Вы с Брандтом крепко завязаны с гестапо. Втягиваешь их в грязное дело. Впрочем, черт с вами, — раздумывал Денисенко. — Я еду с Околовым в Витебск. Но сестра у Околова не похожа на брата. Она встречалась с Жоржем в Ленинграде в тридцать восьмом году, когда тот прорвался через польско-советскую границу, и обо всем сообщила в советские органы безопасности. Правда, с опозданием на месяц. Пожалела родного брата! Хованский советовал держаться поближе к Околову, он будет возглавлять антисоветскую работу энтээсовцев. А сестру Околова, Ксению, приказал тщательно проверить».

Ширинкина тем временем, улыбаясь, смотрела на Вюрглера, широко раскрыв свои большие серые и словно удивленные глаза.