Под опасным солнцем

Значит, тот, кто завладел телефоном, и есть преступник.

Это или Янн, или…

— Ты слышала? — Она внезапно застывает на месте и переходит на шепот.

— Что?

— Кто-то дышит совсем рядом, позади тики.

Затаив дыхание, вслушиваюсь в звуки леса. Ничего не слышно. Ничего, кроме призраков в моей голове — призраков, которые зовут на помощь голосом Маймы: «Клем! Мама!»

— Там! — вдруг вопит она.

Я только и успеваю уловить какое-то движение в полумраке и крикнуть:

— Нам надо держаться рядом!

Она в панике срывается с места, бежит в сторону, противоположную «Опасному солнцу», и исчезает за деревьями.

Вот уж чего делать было точно не надо!

Я тоже бегу, но в сторону пансиона. Я должна туда вернуться! Тем хуже, если они все подстроили так, чтобы меня обвинить, я невиновна и успею это доказать.

Ожерелье, которое должно приносить мне счастье, бьется о мою шею.

Мне надо остаться в живых.

Ради Маймы — это последнее, о чем я успеваю подумать, а потом только бегу, продираясь сквозь ветки и листья, которые хлещут меня по лицу и по ногам.

Ради Маймы.

Янн

Элоиза старалась не отставать от Янна, но тот шел слишком быстро. И даже не шел, а почти бежал, раздвигая папоротники и лианы, яростно срубая мачете те, что оказывались у него на дороге, перескакивал с камня на камень, не глядя, куда наступает, не топчет ли петроглиф или священное изображение. Жандарм прокладывал путь, и она следовала за ним, чтобы не потерять его из виду.

Они все слышали выстрел, с тех пор и пяти минут не прошло.

Стреляли в нескольких сотнях метров от пансиона, выше, в лесу.

Все немедленно собрались на террасе. Танаэ вышла из кухни, откуда-то примчались По с Моаной, в зале Элоиза отложила книгу, Майма сняла наушники. Ворвался Янн, все еще с телефоном в руке.

Отсутствовали только Клем и Мари-Амбр.

— Ни один островитянин не охотится так близко к пансиону, — заверила Танаэ.

По и Моана жались к матери.

Янн посмотрел в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. По прямой на север.

— Я пойду туда.

Он велел Майме за ним не ходить, оставаться с Танаэ и двумя ее дочками, хотя девочка смотрела на него тревожно и умоляюще.

Танаэ. Перевернутый Эната. Враг.

— Здесь ты будешь в большей безопасности, — тем не менее заверил ее жандарм.

Он вооружился мачете для рубки копры, висевшим в кухне. Элоиза вскочила:

— Я тоже пойду. Никто из нас не должен оставаться один. Никогда.

Янн ничего не ответил, ни да ни нет.

Они ушли.

Янн продолжал ломиться сквозь заросли, он уже добрался до первого тики, того, что в короне и с украшениями, немого одноглазого свидетеля, на которого не стал тратить времени. Выстрел раздался на несколько десятков метров выше, там, где склон становился более пологим, поднимался тремя террасами, следами древнего меаэ, от которого остались только грубые и замшелые вулканические плиты. Там, где стояли оба двадцатипалых тики — тики искусств, поглаживающий перо, и тики смерти, душащий птицу.

Жандарм разрубил последнюю завесу лиан баньяна, отделявшую его от меаэ, и перед ним открылась священная терраса, отвоеванная природой. Темная, сырая, озаренная лишь несколькими лучами, пробившимися сквозь верхний ярус тропического леса, словно прожектора, следовавшие за актерами этого зеленого театра.

La commedia Хива-Оа.

Янн двумя прыжками взлетел по высоким ступеням двух первых террас. И замер на третьей.

Он их увидел. Под охраной двух серых тики.

Они лежали у подножия статуй.

Два тела. Безжизненных.

На этот раз убийца не стал втыкать иглы им в горло, он выбрал более радикальный метод. И такой же действенный.

Два ружейных выстрела.

Один попал Фарейн в грудь и разорвал сердце.

Другой скосил Мари-Амбр сзади, пробив ей легкие.

Алые струйки стекали по серым, веками не обагрявшимся кровью камням меаэ, словно те после многих лет лишений потребовали, чтобы их снова насытили жертвенной плотью.

Элоиза догнала Янна и теперь стояла рядом с ним, волосы у нее рассыпались, цветок тиаре где-то потерялся. Она в ужасе посмотрела на трупы Фарейн и Мари-Амбр, пошатнулась, ни слова не сказала, справилась с желанием убежать, к горлу ее подступила желчь, она и с этим справилась. Машинально взяла за руку Янна.

В другой руке он держал мачете.

Рядом с телом Мари-Амбр красная струйка отыскала в каменной плите бороздку, невидимый желобок, когда-то прорезанный изобретательными маркизскими жрецами для стока крови жертв.

— Они… их только что убили? — спросила Элоиза.

— Мари-Амбр… Одну Мари-Амбр. Фа… Фарейн умерла несколько часов назад. Еще… еще ночью, скорее всего.

Элоиза рассматривала бледное лицо датчанки, черную корочку запекшейся крови на уровне сердца. Ее глаза остановились на двух тики, что торжественно стерегли тела. Ее заворожил правый тики. Элоизе казалось, что эта сцена доставляет ему садистское удовольствие, она чувствовала, как ломаются кости птицы, задушенной двадцатью каменными пальцами, как извивается змея, сползая по священной статуе.

Она чувствовала его ману. Ману смерти.

Рука Янна судорожно стиснула рукоятку мачете.

Все из этой пятерки обречены?