Под опасным солнцем

— Я думаю, это общий фантазм всех мужчин.

Кто-то едет!

Мы поворачиваемся и сначала слышим ревущий мотор, потом видим, как наверху по дороге, ведущей в деревню, проносится странный черый фургон.

На бешеной скорости.

Дневник Маймы Хака птицы

Янн помог мне встать. Присел у обочины и ждал, пока я, не сводя глаз с остановившегося в конце дороги подозрительного черного фургона, с трудом распутывала лианы, обвившие мои щиколотки.

— Да уж, — сказал мой капитан, — гналось бы за тобой племя людоедов из соседней долины, еще немного — и принесли бы тебя в жертву на паэпаэ.

Я содрала последние лианы. Было обидно и досадно. Смотрела, как Чарли хромает от фургона вверх по узкой грязной тропинке к старому кладбищу Тейвитете. С ним шел человек помоложе, красавчик в черных джинсах в облипку и белой рубашке. Мануари? Татуировщик, которого Танаэ позвала, чтобы помог садовнику Пито перенести тело ПИФа в погреб под ее фаре? Они для этого сюда приехали, не из-за меня, во всяком случае, так они сказали… Но что было бы, если бы Янн не появился? Это Танаэ их прислала, а Танаэ врет! Она не хочет, чтобы узнали, кто скрывается на старом кладбище, узнали то, что вчера узнала Фарейн.

Утреннее солнце старалось вовсю, сушило мокрую дорогу, превращало воду в теплый пар. Ухватившись за протянутую руку Янна, я распрямилась, встала босыми ногами на дымящийся асфальт.

— Как ты меня нашел?

— Танаэ мне сразу сказала, что ты исчезла.

— И ты побежал за мной?

— А ты думала, я позволю тебе разгуливать одной по острову? Ты могла напороться на кого угодно, не только на таких безобидных людей, как Пито и Мануари.

Оба уже скрылись там, где дорога терялась в лесу. Может, Танаэ послала их туда, поручив все зачистить? Они не хотели меня задавить, всего лишь объезжали, когда я бежала по дороге, — и мой капитан скушал их версию!

До чего они все меня бесили с самого утра своими попытками меня защитить. Так и хотелось крикнуть Янну: «Отстань, ты мне не отец!» Но я сдержалась.

— Ладно, капитан, круто, что ты оказался здесь. Проводишь меня до старого кладбища?

— Мне кажется, есть более срочные дела.

Он что, ничего не понял? Я взяла его за руку.

— Янн, я знаю, что означает перевернутый Эната. Разгадка — там.

Потянула его за собой, чувствуя себя ребенком, который хочет показать взрослому человеку свое сокровище, а тот ему не верит.

— Потом, Майма, попозже.

Попозже? Так и укусила бы его руку, которая еще крепче стиснула мою, заставляя повернуть обратно. Ему что, завидно стало, что помощница его обошла? После того, как вчера опередила жена…

— Нам надо поговорить, — прибавил Янн. — Ты мне соврала, Майма, ты врала мне с самого начала.

И у меня вдруг совсем не осталось сил. Только слова пока не сдавались.

— Что ты несешь? Что ты…

— 20 мая 2017 года, жемчужная ферма «Хуахине», тебе это о чем-то говорит?

Я замолчала. Даже слова сдались. Всю дорогу продолжала молча обдумывать и взвешивать, что я на самом деле теряю. И пока мы дошли до деревни, я приняла решение: рассказать все, поскольку мой капитан обо всем догадался.

За тату-салоном мы свернули направо, пропустили пикап, груженный джутовыми мешками с копрой, и устроились на тохуа, главной деревенской площади, обновленной к фестивалю искусств Маркизских островов в 2003 году. Стриженая лужайка, трибуны из красного камня, большие розовые тики, стерегущие вход, — похоже на футбольное поле для инопланетян.

В последний раз я сюда приходила в прошлой жизни, еще в начальной школе. Я тогда училась в первом классе, мне только-только исполнилось семь лет. Я танцевала хаку птицы на школьном празднике, вся деревня там собралась, и мои папа с мамой, конечно, тоже, я хочу сказать — с моей прежней мамой.

Я и сейчас могла бы исполнить хаку, ни одна островитянка не забывает эти движения. Мы ничего не забываем, просто с возрастом нам больше не хочется это делать. И то, чего мне пока еще хочется, тоже со временем исчезнет — смеяться, бегать, ходить босиком, ни из-за чего не трепыхаться, особенно из-за денег. Я стану как мама, как моя теперешняя мама, у которой одна забота с утра — выбрать туфли и подходящий к ним цвет лака для ногтей.

Повернулась к своему капитану, глядя на него сквозь слезы.

— Только не перебивай меня, Янн, пожалуйста, не перебивай. Я начну с самого начала.

Мама. То есть Мари-Амбр, но ты и так понял. Все принимают ее за дурочку, за беззащитную добычу для гидов и инструкторов по подводному плаванию, лапочку, которую всякий обжулит, за одну из тех несметно богатых иностранок, которые нежатся на Бора-Бора, пялятся на молодых накачанных полинезийцев, слишком много пьют и курят, тратят не считая. Вот только все ошибаются. Мари-Амбр — из другой команды! Сама кого хочешь обжулит.