Под опасным солнцем

— Я… я слышала, как ты сейчас разговаривала с Маймой. Я… я хотела тебе сказать, что мою комнату она тоже обшарила. Она поставила стул посреди комнаты, чтобы добраться до балки и вылезти через крышу. И еще я хотела тебе сказать, что не сержусь на нее. У нас ведь у всех есть свои секреты, да? Она думает, что поступает правильно. Она играет в полицейское расследование. Хотя теперь это уже, конечно, перестало быть игрой. Но я хотела тебе сказать, что она мне нравится. Она… она напоминает мне…

Взгляд Элоизы отрывается от книги и возвращается к ее рисунку.

Двое серых детей.

Бесформенных.

Беспорядочные темные штрихи складываются в две зловещие детских тени.

Пауза.

Жак меланхолично ее заполняет.

Нас сотня друзей, и мы танцуем,

Но с последним фонариком и с первым огорчением

Остаешься один.

Я снова погружаюсь в книгу, Элоиза снова всматривается в барельеф Гогена и внезапно произносит:

— Любите и будьте счастливы. Правда, художникам легко бросаться такими фразами? Они их выдают и бросают, для них это почти игра, способ оставить след после себя, когда их не станет. А мы на это ведемся!

Элоиза никогда столько не говорила. Ни с кем. Во всяком случае, насколько мне известно. Почему именно сегодня? Почему именно со мной? Потому что она хочет со мной подружиться?

Потому что… я читаю этот роман?

— И эта книга Пьер-Ива тоже такая, правда? — продолжает Элоиза, поглаживая свою косу, как будто прильнувшего к ее шее зверька с шелковистой шерсткой. — Пьер-Ив складывает это все у нашего изголовья, этот гимн любви, наша жизнь пропадет даром, если мы не будем стремиться к луне, улетать к звездам и кометам, которых нельзя упустить. Хорошо написанная книга — будто зеркало, зеркало нашей жизни, только в нем она отражается улучшенной, это зеркало нашей удавшейся жизни, какой она могла бы стать. А книги Пьер-Ива написаны хорошо. Он умеет говорить о женщинах, о месте женщин, говорить с женщинами. Чтобы вернее их обмануть!

Грубый черный шрам на белом листе подчеркивает последние четыре слова Элоизы.

— Почему ты так говоришь?

Взгляд Элоизы снова притягивает книга, потом она поднимает глаза на меня.

— Мы ведь с тобой похожи, правда? Пьер-Ив разбил нам сердце своими лживыми обещаниями. Мы все потеряли из-за него. И все же ни ты ни я на него не в обиде. Он не виноват. Зеркало никогда не виновато… Никто не заставляет нас в него смотреться.

Я стараюсь сдержаться, превратиться в бесчувственную древесину секвойи. Пьер-Ив разбил тебе сердце, дорогая моя? Ты тоже спала с ним, Элоиза? Так я должна тебя понимать? Еще одна любовница! Ты хочешь, чтобы я в это поверила? Любовница куда более привлекательная, чем я.

Я вспоминаю клятвы ПИФа после любви, всегда после любви, я была его самым драгоценным сокровищем, его тайной невестой, мечтающей о самой прекрасной океанской бутылке, его главной книгой в единственном экземпляре и единственным выходом из лабиринта изломанной жизни… Может, он всем своим любовницам давал одни и те же обещания?

Мне хочется пить, внезапно жажда напала. А я, словно предчувствуя признания Элоизы, захватила с собой две бутылки пива «Хинано».

— Хочешь?

Я знаю, что Элоиза пить не станет. Открываю одну бутылку. После вчерашнего мне сегодня с утра все время приходится бороться с желанием выпить. Вот так и начинается алкогольная зависимость? Чтобы компенсировать зависимость от мужчины?

— Нет, спасибо, — мягко отказывается Элоиза.

А у нее от чего зависимость? От этих двух маленьких темных призраков?

Нас миллион, и мы смеемся над миллионом напротив нас.

Но хоть два миллиона и смеются, а все равно в зеркале

Ты совершенно один.

Подношу бутылку к губам, делаю глоток.

— Нет, Элоиза, это не так. Нам приходится смотреться в зеркало. Мы так запрограммированы. Мы должны быть совершенными. Думаешь, Пьер-Ив собрал нас здесь для этого? Соединить пять читательниц, чтобы сложить из них совершенную женщину? Правда, это на него похоже? Каждая из нас считала себя идеалом женщины, невестой, избранницей, фавориткой? Ты, должно быть, тоже чувствовала, что он пишет для тебя, для тебя одной?

Элоиза кивает.

— Но на самом деле ни одна из нас не была достаточно совершенной для него. Ни одна не обладала всеми достоинствами. Идеальную женщину Пьер-Ив создал как драгоценный сплав, составил как эликсир, соединив несколько личностей.

— Как тики, — шепчет Элоиза.

Я понимаю, что она хочет сказать. Делаю еще глоток.

— Вот именно, как тики! Он сам наверняка и заказал их. Чтобы нас предупредить. Ни одна женщина не обладает всеми достоинствами. Ни у одной нет всех ман. Но он, эгоист, хочет, чтобы все они принадлежали ему… И каждая из нас, эгоцентричных, думает, что сможет их ему дать…

Мы стареем вдвоем под ударами времени,

Но когда со смехом приближается смерть,

Остаешься совершенно один.

Элоиза нервно теребит косу, тянет ее к губам, покусывает. Я догадываюсь, что ей хочется вытереть косой мокрые глаза. Она вот-вот заплачет.

— Думаешь, Пьер-Ив нас обманул? Думаешь, его книги врут? Думаешь, все книги врут? Думаешь, такой у него был фантазм, у Пьер-Ива, собрать всех нас здесь, чтобы всеми нами на свой лад обладать?