Себ быстро дал отбой, его охватила дрожь. От этого грубого голоса и ощущения звучавшей в нем угрозы на Себа нахлынули воспоминания: жизнь, полная лишений, в сырой замызганной комнате, кушетки, насквозь пропитавшиеся дымом дешевых сигарет, долги, холод и голод, тяжелое похмелье по утрам. Вечно находиться во взвинченном состоянии, без гроша в кармане, чувствовать постоянное недомогание и усталость… Его желание копаться в прошлом Юэна пропало. Себ выключил телефон на случай, если Базу придет в голову перезвонить.
Он вышел на балкон. Серые облака разошлись. Пепельный цвет моря обратился благодаря солнцу в сияющий голубой, солнечные лучи расцветили и развеселили белые скучные ряды домов, выстроившихся вдоль береговой линии. На несколько мгновений Себом овладело чувство исступленной признательности за все, что у него было, за то, кем был он сам и где жил. И он испытал громадное облегчение оттого, что Юэна больше не было рядом с ним. Он был уверен, что этот человек обязательно уничтожил бы его.
Глава 15. Бесплотные обитатели Царства Теней
Себ сидел в одиночестве на спрятанной в небольшом гроте скамейке на Кинг-стрит и смотрел на старую гавань. Прилив был высоким, и море пестрело от мачт.
Солнце мягкой теплой лапой нежно гладило его по лицу. Разомлев от двух пинт «Горького Корнуэльского», он впервые чувствовал себя счастливым и не хотел думать о событиях прошлого месяца. Приятная сытость разливалась по всему телу от желудка, наполненного бутербродами с крабовым мясом, и от былого напряжения прошедших дней не осталось и следа. Душа радовалась и жадно впитывала свежий морской бриз.
Позади него через всю гавань тянулись дома Старого города. Они выстроились дружными шеренгами вдоль дорог: одна вела в город, другая – из него. Окрашенные во всевозможные оттенки розового, желтого, белого и небесно-голубого, они, словно слоеное мороженое или торт, покрывали утес. За два года проживания здесь он так и не привык к ним, и для него они все еще оставались своего рода местной экзотикой. Со стороны Торки, как кусок большого раздвижного потолка на стадионе, потихоньку наползала огромная серая туча, но ей было еще ползти и ползти.
Ближе к берегу солнце окрасило море в зеленый цвет, который постепенно становился бирюзовым. Дальше, за эллингами и маяком, вода сверкала, как белое золото, и возвещала приход лета. Жизнь снова налаживалась.
Восемь дней без ночных кошмаров. Полторы недели со дня смерти Юэна.
Дорога в город, дорога из города, а впереди – открытое море. Сама природа, казалось, позаботилась о естественной защите города. Он был не отрезан от всего мира, а как будто пристроен к мысу. Архитектура и топография этого места были поистине уникальны. Здесь все еще функционировал старый порт с собственной рыболовецкой флотилией и паромной переправой. Люди вели спокойный размеренный образ жизни единого устоявшегося сообщества, Себ же, пристроившись где-то сбоку, не был его частью и жил здесь скорее как турист или пенсионер. Но ощущения одиночества или оторванности от общества не было, он просто чувствовал себя в безопасности. Бесконечный морской горизонт залива вселял уверенность, и он гнал прочь всякие опасения относительно того, что это место стало для него ловушкой. Пока Марк Фрай не ответил ему и книга «Мутации Теофаника» не пришла, он может позволить себе не думать об ужасном наследии Юэна.
Краем глаза он заметил, как кто-то подсел к нему на скамейку, – об этом возвестил и шорох желтого водонепроницаемого плаща.
Это было необычным прежде всего потому, что эту скамейку редко занимал кто-то, кроме него. Тем более она находилась в таком месте, что любому было понятно: человек, сидящий на ней, предпочитает одиночество.
Взгляд Себа, спрятанный за солнечными очками, был устремлен в небо. Он вытащил свою электронную сигарету и выпустил облако белого пара с запахом черники, которое окутало его голову, скрыв ее от посторонних глаз.
Бледное пятно лица в обрамлении желтого гортэкса закрыло от него сверкающий горизонт.
– Должно быть, вы черпаете здесь вдохновение.
Голос ошеломил его. Женский голос, кажущийся детским, как будто обладатель его глотнул немного гелия. «
Когда он повернул к ней голову, она уже разглядывала причал и, казалось, думала о чем-то своем. Он вовсе не считал себя знаменитостью, и на улице его – даже несмотря на несколько выступлений по телевидению – никогда не узнавали. Он был известен только в своем узком кругу писателей-прозаиков. Он задумался: а в самом ли деле она обратилась к нему как к писателю?
– Такой вид только самого бездушного человека оставит безучастным, – сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало как можно добродушнее, однако уже в самой фразе было гораздо больше вызова, чем ему бы хотелось. Он продолжал исподтишка наблюдать за незнакомкой.
– Тем он более значим для вас.
Ее фамильярность показалась ему докучливой. Тон был негрубым, но слегка вызывающим, несколько заигрывающим, возможно, даже нарочитым.