Под неусыпным надзором

– Нет, спасибо… Все произошедшее несколько потрясло меня… Я даже не знаю, как я себя чувствую.

– Это нормально. Немного вины за чувство облегчения, что все так закончилось, да? – Офицер чуть заметно понимающе улыбнулся. – Вас отвезут в отель.

– Спасибо.

– Может, подкинуть что-нибудь для следующей книги, а?

Это было первое признание детектива в том, что Себ известен среди местного населения. Он не знал, стоит ли ему как-то на это отреагировать. Ему казалось непозволительным отнестись к этому легкомысленно. Но, похоже, старший инспектор был другого мнения и решил допустить некоторую фамильярность.

– Моя жена читала некоторые ваши книги. Особенно ей нравится про вересковую пустошь.

– О, передайте ей мои благодарности. Мне было приятно это услышать.

– Но у нее какие-то проблемы с последней, про корабль. Не помню, как она называется и что там ей не понравилось.

Глава 12. Вторая смерть

Итак, вот где умер Юэн: Бич-роуд, № 15.

Улица состояла из двух рядов двухэтажных таунхаусов, выкрашенных в разные цвета – от кораллово-розового до синего, как утиное яйцо, – со скамейками для пикников на выложенных плиткой передних двориках и высокими пальмами, машущими своими зелеными лапами за низкими стенами заборов, бегущих вдоль фасадов.

Постоянные вывески по всей длине улицы рекламировали телеканал «Sky», аренду комнат, пятизвездочные отели и рестораны. Возможно, в межсезонье улица выглядела немного усталой, но в любое время года под ясным голубым небом она без труда создавала впечатление улицы для семейного отдыха, с уютными комнатами, мясными лавками и загорелыми дедушками, приветствующими вас кружкой самого лучшего в округе пива.

Себ всегда был без ума от Пейнтона, особенно от улочек, идущих вдоль моря и выходящих на эспланаду. Маленькие отели виделись ему живым воплощением английского комфорта, ожившей поэзией Ларкина[32] в сочетании с живой социальной историей; местом, где пенсионеры и молодые семьи все еще проводили свой ежегодный отпуск и куда съезжались на долгие выходные.

Этот район не был осовременен, как Дартмур или Тотнес, поэтому городок оставался более доступным для проживания и хранил отголоски прошедшей войны. Он двигался в ногу со временем там, где это было необходимо, и оставался морским курортом для простых людей. Таким было его впечатление об этом городке, когда он заглядывал сюда во время своих длительных прогулок по побережью. Но Себ знал, что отныне его взгляд на Пейнтон будет иным.

На востоке, над пирсом и береговой линией, кричали чайки. Дальше располагался кинотеатр, гольф-клуб, оформленный в пиратском стиле, и рыбный ресторан, где он любил поесть хрустящих кальмаров, – и повсюду, насколько хватало глаз, расстилалась голубая гладь моря. Полупустая ярмарочная площадь сверкала и переливалась огнями.

Мимо прострекотал мотороллер, за которым трусил джек-рассел-терьер. Себ отошел в сторону, затем опять обратил свой взор на маленький отель «Бич Хэйвен». Это не должно было случиться здесь. Юэн не имел права притаскивать это сюда.

Выдвижной зеленый тент укрывал окна нижнего этажа, комнаты наверху прятались за сеткой. На окне, за которым виднелась лестничная клетка, белой краской при помощи трафарета был выведен рейтинг отеля. Все выглядело мило, аккуратно и чисто: ухоженные деревья, сам кирпичный домик, свежеокрашенный в мятно-зеленый, с белым дверным проемом и подоконниками. Себ наклонился, открыл крошечную калитку и вошел. Парадная дверь оказалась закрыта, но горело сообщение о наличии свободных мест. Он позвонил в звонок и стал ждать.

Со дня смерти Юэна прошли три относительно спокойных дня и три напряженные ночи. Бóльшую часть времени Себ провел, гуляя по заповеднику и вокруг Торкийской гавани, иногда уходя дальше к маяку, что высился в конце судоподъемного эллинга в Бриксхеме. В эти дни он понял: что бы он ни делал, куда бы ни шел – он постоянно думает о Юэне.

Он разговаривал со своим агентом, отвечал на сердитые электронные письма издателя и представителей кинокомпаний, которые снимали фильмы по его книгам, но делал это наспех. Его жизнь, предшествующая воссоединению с Юэном, больше не представляла для него особой важности. Насколько неприятной была для него встреча с бывшим соседом по квартире, настолько значимым для него оказалась встреча с чем-то действительно необыкновенным. Все, что ему пришлось испытать, заставило его задуматься, мог ли он теперь писать о чем-то другом. Его восприятие мира и своего места в нем фундаментально изменилось. Глядя на мир новыми глазами, он задумывался над тем, были ли его новые ощущения сродни набожности, благоговению.

К двери подошел пожилой человек. Он был большим и плотным и занимал весь дверной проем. Из-под коротких рукавов рубашки торчали крепкие, мускулистые, похожие на волосатые бревна руки, яркое утреннее солнце светило ему прямо в лицо, и стекла его тонированных очков отбрасывали блики, скрывая выражение глубоко посаженных глаз.