Под небом голубым

3. Человек проснулся в пустоте, без красок и звуков - в первый момент показалось, что умер. Потер проволочными пальцами картонное лицо, пошевелил деревянными руками, чувствуя, как рвутся одна за другой ниточки. Встал с кровати. "Почему так темно?" Подошел к окну - "...и тихо?" За окном ничего не было, открытый космос. Вернее (внутренне усмехнулся) закрытый космос, потому что даже без звезд и солнца. Абсолютная чернота, которая в данных условиях утратила свою цветовую характеристику. "Оп-ля-ля, вот это да! Прямо как в монологе: "Забытые, мертвые, голые боги, Которых изгнали в другие чертоги Неверие и машинальный прогресс! Ужели вы нас пустотой наградили - Всех тех, кого сами же и породили? Коль так, - справедливость, ты здесь!" Дурацкий монолог, но сейчас такие пьески в ходу у почтенной публики. А жить за что-то нужно, не правда ли?... Хотя речь не о том. Интересно, с какой стати во всем городе погас свет? И если даже погас - почему тогда так тихо?" Человек наощупь нашел одежду, обувь - уже у двери протянул руку и накинул на плечи куртку. Вышел, хотел было закрыть номер, но ключа в кармане не оказалось: дырка. "Надо бы зашить. Когда только успела порваться?" Следовало, наверное, не оставлять дверь открытой, но что-то гнало его вперед, дальше, дальше - из гостинницы. Лифт разумеется, не работал, пришлось спускаться по лестнице. На полпути в голову пришла мысль, что ведь нужно было сначала попробовать постучать к соседям. Пожал плечами: "Не возвращаться же". Оказавшись в фойе, человек сначала тихо, потом громче стал выкрикивать стандартное: "Эй, есть здесь кто-нибудь?" Тишина. Мертвых с косами, правда, не было. Даже мертвых с косами. Прошелся туда-сюда, заглянул за стойку портье, нащупал телефон, но в трубке - та же пустота. Он решил выйти на улицу, взял в руки легкий журнальный столик, чтобы разбить им входные двери, которые должны раскрываться только с помощью электричества и, значит, не раскроются. Стоило подойти, стеклянные половинки дверей бесшумно разъехались в стороны. Человек поставил столик и вышел наружу; пошел по городу. Сзади монотонно клацали створки дверей, ударяясь о деревянную столешницу.

4. Человек шел по городу. Был тот редкий час, когда прежние обитатели уже исчезли, а новые еще не появились. Человек спешил. Город менялся. Это происходило исподволь, лишь когда человек отворачивался - только в такие моменты. Казалось, город стесняется человека. А может, это было его любимой тайной - как знать?..

5. Испуг.

6. Неверие.

7. Отчаяние.

8. Обреченное понимание.

9. ...Улицы вели его, и солнце палило нещадно, но сада всё не было. За прошедшую неделю - с тех пор, как он потерялся - человек успел привыкнуть к тому, что трижды в день оказывается среди плодовых...

ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.

10. Он закрыл Книгу итогов. Провел ладонью по грубой чешуйчатой обложке. Глотая воздух через силу, как просроченную отраву, встал и огляделся. "/Да, ты все еще по-прежнему здесь, старина. В Библиотеке. В городе. Снаружи ждет Дер-Рокта (именно так, снаружи, далеко снаружи, черт бы его побрал!). Поспеши/. Но... Но... /Что-что? Думай внятнее, тебя сложно разобрать/. Я понял. /Неужели? Поздравляю. Дозволено ли будет поинтересоваться, что именно?/ Я понял, я знаю, какое место у города самое уязвимое. /Какое же?/ Вот какое!" Сжатая в кулаке свеча задохнулась и - показалось на миг - потухла. Но нет, только разгорелась ярче. Человек поднес ее к обложке и подождал, пока огонь переберется на бумагу. Тот боязливо попробовал, куда ступать, поставил одну искорку, поплясал немного, потом прыгнул всем телом, расплываясь, проникая под картонный переплет, в самую сердцевину, в самое нутро, выжигая букву за буквой, строчку за строчкой, жизнь... "Горячо!" Дикарями плясали огоньки, вольными дикарями вокруг никчемной жертвы, которая неожиданно превратилась в единственно возможную; лишь ее согласны были принять мертвые боги - жертву, что перестала быть жертвой, слабость, что перешла в силу, смерть, что обернулась новой жизнью. Человек отшатнулся, глядя на огненный клубок былого. Но все-таки досмотрел до конца, взял на ладонь щепоть пепла и растер между пальцами с отстраненной улыбкой, едва задевшей лицо, но не глаза. Нет, не глаза. Потому что знал: опять ошибся. К счастью.