Под местным наркозом

Заголовки: «Противозачаточная пилюля — за и против», «Рак излечим», «Еще одна версия убийства Кеннеди». Сидя в приемной зубного врача, можно ждать в страхе вместе со всем миром — не потеряет ли Софи Лорен второго ребенка. Это беспокоит нас так же, как и запутаннейшая история с судебной ошибкой — это был он… да, кто же это был? — которую удалось раскрыть лишь спустя двенадцать лет. Фотография — ужасное последствие ошибки — вопиет к небу, но я быстро перелистываю страницу. Нефтяную кому — к черту. И Южный Судан тоже. Но вот этот разворот не зачеркнешь. Вызывает целую цепь ассоциаций. Ширах[29] сказал, что он был ослеплен, раскаивается и предостерегает, врет довольно искренне. Исправляет историю, как надо. В Веймаре — в первый раз. Обед из пяти блюд в «Кайзерхофе»[30]. Крахмальные манишки — освещенная рампа в Байрёйте. Сентиментальные семейные сценки. Он в коротких штанишках. «Вот как выглядел, Шербаум, мой имперский фюрер, вождь всей немецкой молодежи…» Налитые икры в белых гольфах. Только в Шпандау[31] он стал стоиком. (Ведь еще Сенека советовал своему ученику Луцилию[32] уйти с государственной службы: «Никто не может вплыть в свободу с поклажей на спине…») И он только и делал, что сбрасывал с себя груз прошлого; аналогично мог бы поступить и Крингс: начать все сначала, взяв за исходную точку трудное детство. Небезызвестный генерал-фельдмаршал, еще будучи гимназистом — «В вашем возрасте, Шербаум!» — должен был защищать почти разоренное отцовское дело — мастерскую каменотеса — от напора кредиторов. Оборона стала его жизненной позицией. Так он и превратился в «генерала ни-шагу-назад». От базальтовых карьеров до Майенского поля, от фронта на Севере до укреплений на Одере. Он всегда в обороне. Не считая единственного прорыва на «линии Метаксаса», он ни разу не наступал. Бедняга Крингс… Если бы я захотел написать его историю, этакий сериал для «Квика» или «Штерна», то обязательно развил бы в ней мысль о «комплексе Крингса». Я мог бы сравнить этот комплекс с другими (например, с наполеоновским комплексом Иосифа Прекрасного) и задать такой вопрос: чего избежал бы мир, если бы экзаменаторы в императорско-королевской Академии художеств в Вене не провалили бы абитуриента Гитлера, а наоборот, зачислили бы его… ведь, в сущности, он хотел стать живописцем. Да, наши соотечественники никак не могут смириться, признать неудачу. Неудачниками у нас хоть пруд пруди, и все они жаждут мести. Выдумывают себе врагов и разные истории, в которых эти выдуманные враги уничтожаются ими. Пулемет — естественный аргумент этих узколобых. В разных вариантах они убивают одного и того же противника. На своих зеркальцах для бритья малюют слово «переворот». В книгах видят только себя. Не успев расхлебать одну кашу, заваривают новую. И не забывают обиду, даже самую мелкую, потерявшую за давностью лет силу. Они тщательно взращивают свое мрачное хотенье. А желают они только одного: уничтожать, упразднять, затыкать рот. Когда же им снимают зубную боль, они торопливо и жадно набрасываются на иллюстрированные журналы…