Под маской альтер-эго (сборник)

Чёрный пёсик восседал на том самом стуле, на котором так любил проводить тёплые и нежные вечера он сам, печально предаваясь воспоминаниям и пустым мечтам. Впрочем, Дружок был один, без своих двойников, и старик тут же скорректировал вероятные границы сна, однако продолжал ничего не понимать. Семён Львович отворил скрипучую калитку и задумчиво произнёс:

– Ну, привет, дружище-Дружок.

Пёс радостно оскалился, задорно тявкнул и ответил:

– Привет-привет, Семён Львович. Давно не виделись.

Старик неуверенно моргнул, закрыл за собой калитку и начал медленно оседать на землю, старательно хватаясь за сердце.

– Эй-эй! Не помирай уж, так нельзя, так нечестно! – встрепенулся Дружок. – Дай хотя бы последний шанс человечеству.

– Да я и без тебя успешно помираю, – хрипел старик, хотя оседать он перестал и даже приподнялся на ноги, – мне-то, если хочешь знать, недолго осталось, так что с человечеством уж как-то не по пути.

– Известно всё про твои болячки, не рассказывай, – ответил пёс, – но неужели ты не можешь поверить в чудо хотя бы раз в жизни? Хотя бы раз перед смертью?

– Предъяви мне чудо, и я поверю, – усмехнулся Семён Львович.

– Ну-у-у, это не ко мне. Такое обычно просят у Бога, – сказал Дружок и вдруг радостно подпрыгнул на стуле, после чего тот угрожающе скрипнул и зашатался, – а чем тебе не чудо я сам – говорящая собака как-никак!

Семён Львович так увлечённо рассмеялся, что даже испуганно схватился за живот и присел на траву.

– Да какое же ты чудо, псина? – возмутился он. – Ты же даже пастью не шевелишь, когда со мной беседуешь. Думаешь, я не слежу?! Если бы иначе было, то я не удержался бы всё-таки от потери сознания. А так получается, что ты просто мой предсмертный маразм, агония, явление съехавшей крыши. А Бог? О Боге вот пока не стоит, скоро я с ним познакомлюсь лично, если он существует.

– Я не хотел тебя пугать, – пёс уставился на старика немигающими глазами, – но на самом деле я и есть Бог, и я спустился, чтобы забрать тебя.

Семён Львович посерьёзнел.

– Непробиваемо, – констатировал Дружок и вдруг громко заржал, – да ладно, шучу я. Ну, какой я Бог? Тут всё позаковыристей немного будет. Ты уж извини, но придётся напомнить тебе обо всём, что ты забыл, а это немало, поверь мне, – пёс помолчал и продолжил: – Просто страдаешь ты тоской какой-то непотребной, как я погляжу.

– Эх, глупая ты псина, – печально вздохнул старик, – прав ты, страдаю я, но только не от тоски вовсе – это было бы меньшее из зол. Болячки одолели меня очень нехорошие. Если бы не они, то… эх.

Семён Львович обречённо махнул рукой в сторону непонятливого пса и стёр неожиданно набежавшие на глаза слёзы.

– Хорошо, допустим, – согласился Дружок.

V

– С памятью у тебя действительно не всё в порядке, – продолжал пёс, – но я рискну поведать о том, что произошло как-то, когда тебе точно так же было тоскливо и скучно. Надеюсь, это поможет освободить какие-либо скрытые резервы твоей памяти.

Семён Львович неопределённо пожал плечами – ну что нового может поведать ему собака.

– Так вот, – начал свой рассказ Дружок, – давно это было. Сидел вот ты и сидел на одном месте, как вдруг стало тебе так не по себе, что хоть вешайся. Ты свет зажёг, но всё равно скучно. Набросал кучки земли, наплескал лужи водицы – всё равно тоскливо. Цветочки-ягодки да кустики-деревца понасажал – скукота, хоть убей. Зверят всяких раскидал повсюду, накормил да напоил – тоска. Тогда, надо же додуматься до такого, сыночка себе слепил – копию свою, а толку-то? Вдвойне хуже – дуэтом скукой маяться начали. Соорудил ты самочку для сыночка, а смысл? Вот они и принялись вместе тупить тоскливо. Ну не ситуация, а бред бессмысленный какой-то, правда ведь. Да и осталось бы таким же бредом, не вмешайся вовремя ваш покорный слуга. Что же я сделал? Да практически ничего, просто-напросто выкрал одну-единственную частичку совершенства у каждого из скучающих. Так и получилось, что как люди не могли, так и не могут до сих пор найти веру в тебя, а ты, в свою очередь, не в силах одарить их своим доверием с тех самых пор, как я его спёр. Вам может показаться это слишком жестоким, но как иначе я мог дать этому загнивающему миру пинок, запустить механизм движения, цепную реакцию жизни? Ведь до сих пор человек пытается оправдаться перед Богом в ереси своей, а Бог не знает, как доказать человеку своё существование.

– Уж не хочешь ли ты мне сказать, что я и есть Бог, страдающий от безделья? – перебил пса старик. – Заявление дерзкое, требующее доказательств.

– Ну, каких же доказательств ты ещё хочешь?! – вильнул хвостом Дружок. – Видишь же, язык животных понимаешь, как свой…

– Постой-постой, и вовсе не понимаю я такого языка, – ответил Семён, – а всего лишь разговариваю с одной-единственной собакой, да и то без свидетелей.

– Просто за всю жизнь у вас не было необходимости связываться с кем-либо из зверей ещё, – рявкнул пёс.

– Ага! Я Бог! Ха-ха-ха! – воскликнул Семён Львович и, подойдя к собаке вплотную, твёрдым и серьёзным голосом спросил. – Какого же чёрта тогда я здесь торчу, а не на небе? Какого чёрта я торчу тут и беспомощно умираю?