Под куполом

— Да, мэм. И вот в один день я сказал Джорджу, что надо перестать это делать. Он не перестал. Он сказал: «Это ядрёна война». Я точно запомнил, именно так, не ядерная, а ядрёна. Я хотел забрать у него увеличительное стекло. Ну, а что было дальше, думаю, вам достаточно знать о том, что между нами началась драка и его линза разбилась.

Он замолчал.

— Но это неправда, хотя именно так я рассказывал в то время, и даже отец, который меня хорошенько тогда отхлестал, не услышал от меня ничего другого. Джордж своим родителям рассказал, как оно было на самом деле. Я разбил эту чёртову линзу умышленно, — он показал рукой во тьму. — Так же, как я разбил бы ту штуку, если бы мог. Потому что сейчас муравьи — мы, а эта штука — это увеличительное стекло.

Эрни вновь подумал о том коте с горящим хвостом. Клэр Макклечи припомнила, как она со своей тогда наилучшей подругой в третьем классе жестоко дразнили девушку, которую они обе терпеть не могли. Она была новенький в их школе, и у неё был такой смешной южный акцент, словно она говорила сквозь картофельное пюре. Чем больше та девочка плакала, тем сильнее они смеялись. Ромео Бэрпи вспомнил, как он напился в ту ночь, когда Хиллари Клинтон[422]плакала в Нью-Хэмпшире, а он поднимал тосты к экрану телевизора, приговаривая: «Так тебе и надо, проклятая куколка, прочь с дороги и пусть мужчины занимаются мужским делом».

Барби вспомнил тот самый спортивный зал: пустынную жару, запах дерьма и хохот.

— Я хочу собственными глазами увидеть эту вещь, — сказал он. — Кто со мной?

— Я пойду, — вздохнул Расти.

5

В то время, как Барби с Расти приближались к коробочке с её странным символом и ослепительно пульсирующим огоньком, выборный Джеймс Ренни находился в той камере, где ещё недавно в этот же вечер был заключён Барби.

Картер Тибодо помог ему положить на топчан тело Джуниора.

— Оставь меня с ним сейчас, — приказал ему Большой Джим.

— Босс, я понимаю, как вам должно быть тяжело, но есть сотни дел, где нужно ваше участие именно сейчас.

— Я об этом помню. И займусь ими. Но сначала мне нужно побыть в одиночестве с моим сыном. Пять минут. Потом ты можешь привести сюда пару ребят, чтобы забрать его в похоронный салон.

— Хорошо. Я вам сочувствую, такая потеря. Джуниор был хорошим человеком.

— Нет, не был, — возразил Большой Джим, проговаривая слова спокойно, с интонацией беспристрастного оценщика фактов. — Но он был моим сыном и я его любил. А вообще, знаешь, не так уже все и важно.

Картер подумал и кивнул:

— Понимаю.

Большой Джим улыбнулся.

— Я понимаю, что ты понимаешь. Мне начинает казаться, это ты тот сын, которого я хотел бы иметь.

Картер с расцветшим от удовольствия лицом отправился к ступенькам и вверх, в комнату дежурных.

Когда он исчез, Большой Джим сел на топчан и положил голову Джуниора себе на колени. Лицо у мальчика осталось совсем неповреждённым, а Картер закрыл ему глаза. Если не обращать внимания на пропитанную кровью рубашку, можно было подумать, что он спит.

«Он был моим сыном, и я его любил».

Это правда. Он был готов принести Джуниора в жертву, это так, но уже существовал прецедент: стоит лишь вспомнить, что случилось на Голгофском холме. И так же, как Христос, его сын умер не нелепо. Весь тот вред, который наделала своей болтовнёй Эндрия Гриннел, будет исправлен, когда жители города узнают, что Барби убил несколько честных офицеров полиции, включая единственного сына их лидера. Барби где-то на свободе, Барби, который, вероятно, готовит какие-то новые дьявольские козни — это политический плюс.

Большой Джим просидел так довольно долго, он расчёсывал пальцами Джуниору волосы и зачарованно вглядывался в его умиротворённое лицо. Потом начал очень потихоньку, едва слышно ему напевать, как когда-то Джуниору пела его мать, когда он малышом лежал в колыбели, смотря на мир широко раскрытыми, удивлёнными глазёнками. «Серебряная лодочка-луна польётся, в ней малыш плывёт в небе, плывёт в небе высоком, и тучки мимо плывут… плыви, мальчик мой, плыви… плыви в широкое море…»

Замолчал. Забыл, какие там дальше слова. Убрал со своих коленей голову Джуниора и встал. Порывисто зателепалось, затряслось сердце, он затаил дыхание… и сердце выровнялось. Потом, чуть позже, надо поискать себе среди фармацевтических запасов Энди ещё того верапа-как-его, подумал Большой Джим, но сейчас многовато срочной работы.

6

Оставив Джуниора, он, держась за перила, медленно тронулся вверх по ступенькам. Картер ждал в комнате дежурных. Трупы оттуда уже были убраны, и двойной слой газет впитывал в себя кровь Мики Вордло.

— Идём в городской совет, пока сюда не набежала целая толпа копов, — позвал он Картера. — Официально День свиданий начинается… — он взглянул на свои часы. — Через двенадцать часов. Нам надо успеть сделать много дел до этого.

— Понимаю.

— И не забудь о моём сыне. Я хочу, чтобы Бови сделали ему все, как полагается. Достойный вид тела и хороший гроб. Скажи Стюарту, если я увижу Джуниора в каком-то из тех дешёвых гробов, которые он у себя всегда держит на подхвате, я его убью.

Картер все записывал в своём блокноте.