Под куполом

— Она просто начнёт тебе жужжать в уши о тех проклятых гражданских правах. Словно не понимает, что пугать общину отнюдь не в интересах города. — Он помотал головой. — Наверное, не понимает. Она такая, невероятно… — Было одно словцо для определения того, что с ней не так, французское словцо, он его когда-то знал, ещё в школе. И уже не ждал, что оно ему навеется, но слово вдруг выскочило. — Она такая невероятно наивная.

— Я остановлю её, шеф, я смогу. Что она сделает, позвонит по телефону своему адвокату?

— Да пусть себе забавляется. Таким образом, она хотя бы не морочит нам яйца. Я, наверное, съезжу в госпиталь. Дентон говорит, что та девушка, Буши, убила там Фрэнка Делессепса и Джорджию Руа. А потом и себя.

— Господи Иисусе, — прошептал Марти с посеревшим лицом. — Это тоже на счету Барбары, как вы думаете?

Рендольф уже начал было возражать, но заколебался. Упомянул о заявлении той девушки о её изнасиловании. Её самоубийство прибавляло правдивости её обвинением, и сплетни о том, что офицеры полиции Милла могли организовать такое безобразие, могут дурно повлиять на нравственно-боевой дух всего участка, а затем — и на целый город. До этого он способен был додуматься и без Джима Ренни.

— Не знаю, — произнёс он. — Но вполне возможно.

Глаза у Марти слезились, то ли от сожаления, то ли от дыма. Вероятно, от того и другого вместе.

— Следовало бы, чтобы этим занялся лично Большой Джим.

— Я займусь. Пока что. — Рендольф кивнул в сторону Джулии. — Наблюдай за ней, а когда она наконец-то устанет и уйдёт прочь, сорви все это дерьмо и выкинь куда надо. — Он показал на костёр, на месте которого ещё днём стояла редакция газеты. — Положи мусор в надлежащее ему место.

Марти потихоньку заржал.

— Слушаюсь, босс.

Именно это офицер Арсенолт позже и сделал. Но уже после того, как несколько людей сорвали несколько газет, чтобы потом вчитаться в них при более ярком освещении — было их, может, полдюжины, а может, и десяток. В следующие два-три дня те газеты передавали из рук в руки и так зачитали, что они в буквальном смысле рассыпались в порох.

14

Когда Энди прибыл в госпиталь, там уже была Пайпер Либби. Она сидела на скамейке в вестибюле, говорила с двумя девочками в белых нейлоновых брюках и форменных медсестринских блузах… хотя, на взгляд Энди, они казались слишком юными для настоящих медсестёр. Обе имели заплаканный вид, и казалось, вот-вот они заплачут вновь, но Энди заметил, какое успокоительное влияние взыскивает на них Либби. С чем он не имел никогда проблем, так это с правильными суждениями относительно человеческих эмоций. Иногда жалея, что вместо этого не имеет подобной способности к правильному мышлению.

Неподалёку стояла Джинни Томлинсон, она тихо разговаривала с каким-то престарелым парнем. Оба имели подавленный, взволнованный вид. Увидев Энди, Джинни направилась к нему. А вслед за ней и тот парень. Она отрекомендовала его как Терстона Маршалла, объяснив, что он им здесь помогает.

Энди подарил ему широкую улыбку и искреннее рукопожатие.

— Приятно с вами познакомиться. Я Энди Сендерс. Первый выборный.

Со скамейки взглянула Пайпер и заметила:

— Если бы вы были настоящим первым выборным, Энди, вы бы укротили второго выборного.

— Я понимаю, пара последних дней были трудными для вас, — ответил Энди, сохраняя улыбку. — Нам всем они нелегко дались.

Пайпер подарила ему чрезвычайно холодный взгляд, и тогда спросила девушек, не пойдут ли они с ней в кафетерий выпить чая. — Я б охотно подкрепилась чашечкой.

— Я ей позвонила по телефону после того, как позвонила вам, — объяснила Джинни как бы извиняясь, после того как Пайпер с обеими юными сестричками ушли. — Также я позвонила в полицейский участок. Там ответил Фрэд Дентон. — Она наморщила нос, как это делают люди, услышав какой-то гадкий запах.

— Bay, Фрэдди хороший чел, — ревностно произнёс Энди. Душа его не брала во всём этом участия — душа его так и находилась там, на кровати в спальне Дейла Барбары, собираясь выпить розовый яд, однако старые привычки в нём работали безупречно. Понуждение делать так, чтобы всё шло исправно, погашать возмущения, оказалось бессмертным, как умение ездить на велосипеде. — Расскажи мне, что здесь случилось?

Она рассказала. Энди слушал поразительно спокойно, думая о том, что всю жизнь знает семью Делессепсов, а когда сам был ещё школьником, как-то пригласил на свидание мать Джорджии Руа (Хелен целовалась открытым ртом, что было приятно, но дыхание её несло смрад, что приятным не было). Он думал, что его настоящая эмоциональная неуязвимость является следствием понимания того, что, если бы его телефон не зазвонил, он сейчас лежал бы без сознания. Возможно, мёртвый. Это знание делало все отчуждённым.

— Двое наших офицеров, совсем новички, — произнёс он. Самому ему собственный голос казался записью, на подобие той, которую слышишь, позвонив в кинотеатр, чтобы справиться о сеансах. — И одна из них уже была тяжело раненой, стараясь навести порядок во время передряги в супермаркете. О Боже, Боже.