Под куполом (без карты)

— Как скажешь, — ответил Джуниор. Теперь на ковре лежала большая зеленая сосиска. С одной ее стороны торчали ступни. Джуниор старался накрыть их брезентом, но тот не держался. — Надо было заклеить липкой лентой.

— Если ты не доставишь его в церковь, то куда же…

— Не беспокойся, — откликнулся Джуниор. — Есть безопасное место. Преподобный полежит там, пока мы не придумаем, как заманить в ловушку Барбару.

— Надо еще посмотреть, что случится завтра, прежде чем что-то делать.

Джуниор посмотрел на него с холодным пренебрежением, которого никогда раньше Большой Джим за ним не замечал. До него дошло, что теперь его сын имеет над ним большую власть. Но он же его родной сын…

— Мы должны закопать твой ковер. Слава Богу, у тебя здесь хоть не покрытие от стены до стены. И большинство грязи осталось на верхней стороне.

Он поднял зеленую сосиску и понес ее в коридор. Через несколько минут Ренни услышал, как завелся мотор.

Большой Джим рассмотрел золотой мяч. «Мне нужно от него избавиться», — подумал он, однако понял, что не сможет этого сделать. Этот мяч фактически был фамильной ценностью.

Да и, в общем-то, зачем? Какая беда, если он будет чистый?

Когда через час домой вернулся Джуниор, золотой мяч вновь сиял в своей пластиковой колыбели.

Ракетный удар неминуем

1

ВНИМАНИЕ! ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ ЧЕСТЕР МИЛЛА! ЭТА МЕСТНОСТЬ ПОДЛЕЖИТ ЭВАКУАЦИИ! ЕСЛИ ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ, ИДИТЕ НА ЗВУК МОЕГО ГОЛОСА! ЭТА МЕСТНОСТЬ ПОДЛЕЖИТ ЭВАКУАЦИИ!

Терстон Маршалл и Каролин Стерджес сели в кровати, слушая тот голос, вытаращив друг на друга глаза. Они работали преподавателями Эмерсон-Колледжа в Бостоне, Терстон — полный профессор английской литературы (и приглашенный редактор очередного выпуска «Лемехов»[192]), Каролин — аспирантка и ассистентка на том же факультете. Любовниками они были последние полгода, и цветы их любви уже потеряли свежесть. Находились они в домике Терстона на Честерском озере, которое пролегало между Малой Сукой и рекой Престил. Приехали на длинный уик-энд ради «наслаждения листопадом», но растительность, которой они наслаждались с прошлой пятницы, большей частью принадлежала к лобковой. В домике не было телевизора; Терстон Маршалл ненавидел телевидения. Радио было, но они его не включали. Это случилось в восемь тридцать утра, в понедельник, двадцать третьего октября. Оба не имели понятия, что рядом происходит что-то, пока их не вырвал испуганными из сна этот трубный глас.

ВНИМАНИЕ! ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ ЧЕСТЕР МИЛЛА! ЭТА МЕСТНОСТЬ… Он приближается. Уже совсем близко.

— Терстон! Трава! Куда ты положил траву?

— Не волнуйся, — произнес он, но дрожь в его голосе наводило на мысль, что сам он воспользоваться собственным советом не способен. Высокий, стройный мужчина с густыми седеющими волосами, которые он собирал на затылке в хвостик. Сейчас его волосы висели свободно, почти достигая плеч. Ему было шестьдесят; Каролин двадцать три. — Все лесные домики здесь пусты в эту пору года, они просто ездят туда-сюда по дороге, по Малой Сук…

Она ухватила его за плечо — блядство.

— Наша машина! Они увидят машину возле дома.

Гримаса типа «ух, бля» промелькнула у него на лице.

…ПОДЛЕЖИТ ЭВАКУАЦИИ! ЕСЛИ ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ, ИДИТЕ НА ЗВУК МОЕГО ГОЛОСА! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! Уже совсем близко. Терстон теперь слышал также голоса других людей, усиленные громкоговорителями, голоса копов с громкоговорителями — но этот звучал уже едва ли не рядом. МЕСТНОСТЬ ПОДЛЕЖИТ ЭВАКУ… тишина на мгновение, а потом: ЭЙ, В ДОМЕ! ВЫХОДИТЕ СЮДА! НЕ МЕДЛИТЕ!

Какой кошмар.

— Куда ты девал траву? — тряхнула она его вновь.

Трава осталась в другой комнате. В пластиковом пакете, который, теперь уже полупустой, стоял рядом с тарелкой, на которой со вчерашнего вечера лежал недоеденный сыр и крекеры. Если кто-то зайдет, это будет первым, что он, черт побери, увидит.

ЭТО ПОЛИЦИЯ! МЫ ЗДЕСЬ НЕ ДУРАКА ВАЛЯЕМ! ЭТА МЕСТНОСТЬ ПОДЛЕЖИТ ЭВАКУАЦИИ! ЕСЛИ КТО-ТО ЕСТЬ ВНУТРИ, выходите, пока мы вас не вытащили оттуда!

«Свиньи, — подумал он. — Местные свиньи со свиными мозгами».

Терстон выскочил из кровати и бросился через комнату, с растрепанными волосами, виляя худыми ягодицами.

Этот домик после Второй мировой построил его дед, здесь было лишь две комнаты: большая спальня с видом на озеро и гостиная / кухня. Электричество подавал старый генератор «Генске», отключенный Терстоном, прежде чем лечь в кровать; его разболтанное дребезжание отнюдь не добавляло романтики. С прошлого вечера в камине — необходимости жечь его не было, однако это же так романтически — еще тлели угольки.

«А может, я ошибаюсь, может, я положил траву себе в кейс».

К сожалению, нет. Пакет лежал именно там, рядом с объедками сыра бри, которым они лакомились, прежде чем перейти на траходром.

Он бросился к столу, и в то же мгновение послышался стук в двери. Нет, не стук, а натуральное буханье.