Под Куполом

Пайпер сидела между ними, внешне спокойная. Но внутри красная трещина расширялась. Пайпер вспомнила вечер, когда отец запретил ей пойти на каток в торговом центре, потому что она сказала что-то резкое матери (в подростковом возрасте с губ Пайпер Либби очень уж часто слетали резкости). Она пошла наверх, позвонила подруге, с которой собиралась встретиться, и сказала ей — приятным, ровным голосом, — что у нее возникли неотложные дела и встретиться, увы, не удастся. В следующий уик-энд? Конечно, будь уверена, желаю тебе хорошо провести время, нет, я здорова, пока. После этого вдрызг разнесла свою комнату. Закончила тем, что сдернула со стены постер любимой группы «Оазис» и разорвала. К тому времени она уже ревела, и не в печали. В приступе ярости. (Приступы эти пролетали сквозь ее подростковые годы, как мощные ураганы.) Отец в какой-то момент подошел к двери, молча взирал на ее художества. Пайпер не знала, сколько он там простоял, пока она его заметила, но, заметив, воинственно уставилась на него, тяжело дыша и думая о том, сколь сильно его ненавидела. Сколь сильно ненавидела обоих родителей. Если б они умерли, она могла бы жить с тетей Рут в Нью-Йорке. Тетя Рут знала, как хорошо проводить время. Не то что некоторые. Он протянул к ней руки, ладонями вверх, и этот искренний, смиренный жест раздавил ее злость и чуть не разорвал сердце.

«Если ты не сможешь держать в узде вспыльчивость, она будет контролировать тебя». — С этими словами он ушел, низко опустив голову. Она не захлопнула дверь. Закрыла ее тихонько.

И в тот год Пайпер начала бороться со своей вспыльчивостью. Подумала, что еще очень долго будет оставаться пятнадцатилетней, если не внесет в свое поведение фундаментальные изменения. Полностью она вспыльчивость не убила — нельзя же убить часть себя, но, работая над самоконтролем, в целом добилась успеха. А если чувствовала, что вспыльчивость вот-вот вырвется на свободу, вспоминала слова отца, его протянутые к ней руки и медленные шаги по коридору в доме, где она выросла. На его похоронах девятью годами позже Пайпер произнесла: «От моего отца я услышала самую важную фразу в своей жизни». Саму фразу она не озвучила, но ее мать знала. Та сидела на первом ряду в церкви, где теперь служила ее дочь.

Последние двадцать лет, ощущая желание накинуться на кого-то, — часто желание практически неудержимое, потому что люди бывали такими глупыми, такими, казалось, намеренно тупыми, — Пайпер вызывала из памяти голос отца: Если ты не сможешь держать в узде вспыльчивость, она будет контролировать тебя.

Но теперь красная брешь все расширялась, и Пайпер испытывала острое желание швырять вещи. Раздирать кожу, пока не потечет кровь.

— Ты спросила, кто это сделал?

— Да, конечно. Она не сказала. Напугана.

Пайпер вспомнила, как поначалу приняла лежащих на обочине мать и младенца за мешок с мусором. И конечно же, именно так воспринимали их те, кто это сделал. Она встала.

— Я с ней поговорю.

— Может, сейчас не стоит, — засомневалась Джинни. — Ей дали успокоительное, и она…

— Пусть попробует, — вмешался Твитч. Лицо его побледнело. Руки со сцепленными пальцами он зажал коленями, костяшки похрустывали. — И постарайтесь, чтобы у вас получилось, преподобная.

13

Сэмми лежала, смежив веки. Но ее глаза медленно открылись, когда Пайпер села у кровати.

— Вы… та, кто…

— Да. — Пайпер взяла ее за руку. — Меня зовут Пайпер Либби.

— Спасибо вам. — Глаза Сэмми начали закрываться.

— Отблагодари меня, назови имена тех, которые тебя изнасиловали.

В сумраке палаты — теплой палаты, потому что кондиционер не работал — Сэмми покачала головой.

— Они пригрозили, что мне не поздоровится, если я скажу. — Она посмотрела на Пайпер. Коровьим взглядом, полным тупого смирения. — Они могут отыграться и на Литл Уолтере.

Пайпер кивнула:

— Я понимаю твой испуг. А теперь скажи мне, кто они. Назови их имена.

— Разве вы меня не слышали? — Теперь Сэмми не смотрела на Пайпер. — Они сказали, что…

Для долгих увещеваний времени у Пайпер не было: девушка могла отключиться в любой момент. Она схватила Сэмми за руку.

— Мне нужны эти имена, и ты мне их назовешь.

— Я не могу. — Из глаз Сэмми потекли слезы.

— Назовешь, потому что ты могла умереть, если бы я не подобрала тебя. — Она помолчала и вонзила кинжал еще глубже. После, возможно, о том пожалеет, но не сейчас. Сейчас эта девушка на кровати оставалась единственной преградой на пути к необходимым ей сведениям. — Не говоря уже о твоем ребенке. Он тоже мог умереть. Я спасла твою жизнь, я спасла его, и мне нужны эти имена!

— Нет. — Но сопротивление девушки слабело, и какая-то часть преподобной Пайпер Либби получала от этого истинное наслаждение. Потом она ужаснется. Подумает: Ты ничем не лучше тех парней, насилие — это насилие. Но тогда Пайпер получала удовольствие, точно так же, как получала его, сдергивая со стены дорогой сердцу постер и разрывая в клочья.