Под крышами Парижа

Туте разогрелась так — и в прямом, и в переносном смысле, — что ее энергии хватило бы на добрых три часа работы всей системы метро. Кожа становится скользкой, а учитывая, что она вообще любит повертеться, мы скоро оказываемся в позе свернувшихся в тесном гнездышке угрей. И все же я шпарю и шпарю, пока мы не кончаем вместе.

— Это было чудесно… — начинает она, но дальше не идет.

Щетка осталась в заднице, и Тутс дрожащей рукой двигает ее туда-сюда. Протягиваю руку, запихиваю инструмент едва ли не полностью и быстро доделываю за друга его работу.

Кто бы мог подумать, что одна сучка способна поднять такой шум! Еще пара минут, и сюда сбежится весь квартал. Бросаю ей на голову подушку и продолжаю орудовать щеткой. Она этого не вынесет… умрет… я ее убиваю… и т. д. Надо отдать должное, в последовательности ей не откажешь… каждый раз, когда я загоняю щетку, Тутс выдает одну и ту же реплику. Но тон постепенно меняется, и вот он-то ее и выдает. Сучка получает удовольствие… наверное, представляет, как ее насилуют… что ж, имеет право. Выполняю договоренность по всем пунктам, и когда она наконец кончает, сомнений нет никаких — получилось как надо.

Сижу на ее спине и смотрю на раскинувшуюся передо мной задницу. Тутс расслабилась, размякла, и эти два розовых жирных кругляша — слишком большой соблазн. Хлопаю по ним тем концом, где щетина. Тутс вздрагивает, но не кричит… потом — "О!" и вздыхает.

— Сделай это еще раз, — шепчет она.

Повторяю… потом еще… и еще… Сначала она просто шепчет "еще… еще", потом начинает подвывать… ей больно, но и приятно. Ягодицы розовеют, щетинки оставляют на коже красные точечки. Силы покидают ее… она уже ничего не шепчет, а только вздыхает.

Отбрасываю щетку и кладу ладонь на попку — горит. Завтра у нее будут синяки. Выхожу из спальни, беру бутылку вина и возвращаюсь. Тутс лежит в той же позе. Молча выпиваем по стакану… потом она так же молча одевается. Уже у двери, взявшись за ручку, поворачивается ко мне и страстно целует.

— Спасибо. Спасибо тебе. Спасибо! Прощай, Тутс.

Эрнест все устроил, обо всем договорился. Последние пару недель бедняга просто места себе не находил, все беспокоился из-за того чокнутого изобретателя. Точнее, не из-за него самого, а из-за его женщин, жены и дочери. Выяснив, что старику абсолютно наплевать, кто и почему их трахает, Эрнест впал в отчаяние. Что-то не так, твердит он. Должно быть, подхватили триппер или еще что-нибудь. Или, может, старый хрен расставил повсюду детективов, чтобы те, получив в нужный момент сигнал, выскочили из засады, засняли все на пленку и предоставили ему необходимые для развода доказательства. Когда я указываю, что старику нет нужды разводиться с дочерью, Эрнест еще больше проникается убеждением, что там творится нечто подозрительное. Заявляет, что хочет трахнуть обеих сучек, но черта с два станет подыгрывать этому мудаку Шницграссу. Даже имя звучит как-то неестественно. Спрашивает, слышал ли я, чтобы кого-то так звали. Шницграсс… явная фальшивка… и вообще дело темное…

Впрочем, как я уже сказал, Эрнест все устроил и обо всем договорился. Просит, чтобы я пошел с ним и провел разведку на местности. Может, пока один уведет Фицберга или как его там на прогулку полюбоваться Орионом, другой успеет дернуть ту из козочек, у которой горит сильнее. В общем, ему удается сделать так, что нас обоих приглашают на обед.

Цель моего визита — собрать материал для статьи под названием "Куда ведет нас наука?". Эрнест верит в силу прессы так же сильно, как любая парижанка.

Муцборг — оказывается, фамилия хозяина звучит именно так — маленький, похожий на сверчка человечек с клочковатой рыжей бороденкой, которую он использует в качестве вытирашки для ручки, салфетки, бархотки для монокля и вообще ловилки для всего. Поскольку мы прибываем не просто так, а якобы по серьезному делу, то вначале нас знакомят с его изобретениями, а уж потом с пиздовыводком. Первые хранятся в подвале, причем все пребывают в нерабочем состоянии — деталей постоянно не хватает, некоторые он вынужден снимать с уже готовых машин для использования на тех, что еще находятся в стадии разработки. Сами изобретения представляют собой по большей части усовершенствованные картофелечистки и устройства, соединяющие в себе достоинства нескольких полезных штучек. Пожалуй, единственная стоящая вещица на всей этой выставке — улучшенный сверхлегкий цемент, изделие из которого обращается в прах при первом же к нему прикосновении. В общем, жуткая куча мусора, не пробуждающая ни малейшего вдохновения. Тем не менее Муцборг оживляется, жестикулирует и несет какую-то чушь… даже жаль, что я не собираюсь писать статью — он действительно верит тому, что говорит.