Под крылом Ангела

— А, — улыбнулся Иван. — Я про это много читал: Достоевский, Толстой, страсти и чувства на разрыв!

— Это точно, мы такие, — с гордостью подтвердил Чувалов. — Вот я, например, уговариваю эту женщину быть со мной, а она, тупая курица, отказывается. И что мне остается сделать? Только свернуть этой тупой курице шею!

Услышав угрозу в свой адрес, Соня вновь закружилась в танце.

* * *

«Тяжелый, горячечный бред, — вздохнула Бася, — куда там Плантагенетам до меня, по степени безумия я их давно обскакала! В новогоднюю ночь оказалась заложницей в собственной квартире, моя лучшая подруга танцует, как заведенная игрушечная обезьянка, за столом сидят чужие неприятные люди, и прекратить это сумасшествие совершенно не в моей власти! А ведь как чудесно я встречала прошлый Новый год! Каким прекрасным и гармоничным был тот праздник!» Тридцать первого вечером Бася отправилась на новогодний концерт в Мариинский театр, а ближе к полуночи заехала в гости к старым приятелям, где ее ждали и где ей обрадовались. Там была елка, веселились дети, и Бася, уже пьяная, расчувствовавшись, слушала рождественские стихи в их исполнении. В общем, отметили Новый год душевно и славно. Потом вышли на Дворцовую площадь, пускали фейерверки, пили шампанское. Было ощущение того, что живешь как-то правильно, и что жить, вообще говоря, — стоит, и что впереди еще много хорошего, целая череда даров судьбы.

А сейчас что?

М-да, Барбара, как далеко ты зашла в поисках собственного стиля! Прав Чувалов — ноги бы тебе переломать!

Господи, много ли надо человеку для счастья? Просто чтобы сейчас все посторонние испарились, исчезли, истлели, наконец, а Бася с Соней, выпив шампанского, вышли потом на улицу, в ночь, туда, где снег. Зажгли бы бенгальские огни на Дворцовой площади. И было бы им хорошо. Только отчего-то эта малость невозможна.

Нет, ну надо же — сколько раз Бася сама создавала «обстоятельства» для своих героев в виде конфликтов и разнообразных преград — ведь писатель обязан героя слегка притопить, придушить, обрушить на него град всяческих препятствий! И вот сама выступает в этой роли! Со всех сторон на нее сыплются дерьмо и препятствия, — только успевай уворачиваться, и совершенно непонятно, как со всем этим справиться и что ждет в финале…

— Представляете, это мой первый Новый год в России! — гордо сообщил Иван присутствующим, которые, к сожалению, никуда не испарились и не истлели, а сидели себе за Басиным столом с наглыми мордами хозяев квартиры и жизни и жрали салат. У Снегурочки Мити конец фальшивой косы попал в тарелку.

«И что этот заграничный придурок сидит и улыбается! — Бася чувствовала сильное раздражение именно к Ивану, хотя он только улыбался и ничего более, даже не ел ничего. — Принесла его нелегкая! — Бася пробуравила его взглядом. — И улыбается, как дурачок! А еще рассматривает нас, как зверей в зоопарке, с каким-то анатомическим интересом! Небось в Лос-Анджелесе за такой показ деньги платят! А тут бесплатное кино! И чего, спрашивается, приперся со своими романтическими бреднями? Жил он тут, видите ли! Да это вообще дом девятнадцатого века! Тут много кто жил и умер! Если все приходить начнут, то нынешним хозяевам никакого покоя не будет!»

Бася поняла, что закипает, и гневно сказала Ивану:

— Что вы все время улыбаетесь? В кино попали? Я вообще не понимаю, чему вы радуетесь! Это кино может для всех нас плохо закончиться!

— Но что же мне делать? — растерялся Иван. — Впадать в истерику, кричать, умолять о пощаде? Я не так воспитан.

— Воспитан он, видите ли, не так! — фыркнула Бася. — Тоже мне, потомок королей! Возможно, мне тоже воспитание не позволяет встречать Новый год в обществе бандюганов и наблюдать, как они чавкают за моим столом! — Бася метнула ненавидящий взгляд в сторону Мити и Вити.

— Давай-ка без шума и бунта, дорогуша! И революцию мне тут не устраивай! — предупредил Чувалов.

Иван смутился и пробормотал, что приносит Басе свои извинения, в том числе даже за то, в чем лично он не виноват.

Бася смягчилась, махнула рукой — ладно, мол, прощаю. Живите, пока Чувалов нам всем разрешает.

— А почему эта женщина все время танцует? — спросил Иван, с интересом наблюдая за Соней.

— Это я ей приказал! — сказал Чувалов. — А прикажу — будет ползать!

— Зачем же так? — удивился Иван. — Красивая женщина… Танцует хорошо. А вы — «ползать»… Знаете, я большую часть жизни прожил не в России, и мне все-таки непонятны вот эти ваши страсти, максимализм. Неужели нельзя как-то по-другому?

Чувалов философски вздохнул: дескать, по-другому никак нельзя, да и не получается.

— Мы, русские, такие — или все, или ничего! Ты, кстати, кто по профессии?

— Юрист.

— Вот! — почему-то обрадовался Чувалов. — Выходит, законы хорошо знаешь?

— Знаю, — подтвердил Иван. — И могу сказать со всей ответственностью, что нет такого закона, чтобы захватить женщину и удерживать против ее воли!

— Двух женщин! — мрачно добавила Бася.

— Слышь, юрист, не гони! — усмехнулся Чувалов. — Есть один закон — закон силы!