Под крыльями Босфор

Голова закружилась, заломило виски, темя, в глазах засверкали ослепительно яркие звезды. Боль стала настолько нестерпимой, что не выдержал, застонал-замычал громко.

– Проснулся? – распахнулась дверь, и в пещеру ворвался солнечный свет, заставил меня зажмуриться. Даже слезы выступили. Но что самое главное, так этот солнечный свет головную боль начисто прогнал. Тут же свет заслонил черный силуэт, стало легче крепко зажмуренным глазам. Зато я успел увериться в своих предположениях – это точно пещера. Только откуда в пещере может быть дверь?

Резь в глазах пропала, осторожно приподнял веки. Не потому, что успел привыкнуть к яркому свету, а потому, что дверь наконец-то закрылась.

А-а, это тот самый, с усами! Пожилой, даже можно сказать, что старый дед. Одежда вся такая разукрашенная вышивками… Карпаты? Гуцул? Снова заболела голова, заставила болезненно скривиться.

– Болит? – остановился у моего ложа дед. – Потерпи. Сейчас настой приготовлю.

Вышел. За собой дверь закрыл. Почти сразу же вернулся. Ну, по крайней мере, мне так показалось. Поднес к губам давешнюю плошку, наклонил, заставил все выпить. Запах знакомый, приятный. А на вкус дрянь редкостная.

И снова палец мне в лоб уперся, заставил глаза закрыть и заснуть…

Через пару недель меня развязали, и я начал потихонечку садиться. Шевелил руками, превозмогая боль в срастающихся костях и порванных мышцах. Дед обещал, что все будет нормально. И я ему верил. Беспокоила лишь голова. Нет, не болела, те первые приступы боли и тошноты ни разу не повторились, но вспомнить, кто я таков, никак не получалось. Вертелось что-то рядышком, словно вот-вот вынырнет, но наружу так и не выскакивало. Дед же уверял, что скоро память и все мои воспоминания вернутся, нужно лишь немного подождать. Мол, вслед за исцелением телесным придет исцеление духовное. Или головное, как я сам эти слова переиначил.

Вечерами мы с ним немного разговаривали, язык я учил. Ну и болтали потихоньку каждый на своем на всякие интересные мне темы. А мне сейчас все было интересно. Памяти-то нет, воспоминаний и знаний ноль. Всплывало, правда, каждый день что-то новое, возвращались потихонечку умения, какие-то навыки. Например, стоило только к грубо сколоченному из досок столу сесть, как сразу вспомнил и ложку, и нож. И даже вилку, хотя здесь ее и не было. И так потихоньку восстанавливался. На улицу, правда, пока не выходил, рано еще, как уверял меня мой спаситель. Уж это-то сразу понятно было. Из своих невеликих запасов мне дед кое-какую одежонку выдал да кожушок старенький, поношенный.

Якобы невзначай какой-то рваный до состояния полного хлама китель достал, на ложе разложил. Золотом погон и эмалью орденов сверкнул. Искоса на меня глянул. А мне-то что? Нет, умом-то понимаю, что это вроде бы как мое, а вот принять… Принять пока не могу. И ничего не вспоминается.

Еще через две недели я впервые смог выйти за дверь. На улицу…

И не дверь это вовсе, а сколоченный-связанный из жердей щит, обтянутый грязной шкурой. И насчет улицы я погорячился…

Увиденное заставило пошатнуться. Если бы не дед, точно упал бы. А так он меня поддержал, пока я в себя не пришел. Утвердился на ногах, на самодельные костыли оперся. Без них мне пока никак. Осмотрелся еще разок. Горы вокруг и долины, да леса хвойные. И снег, много снега. Правда, видно по этому самому снегу, что весна на подходе. Тает все и тепло. Солнце так и пригревает, сверху по каменной стене ручейки бегут, каплями звонкими капают где-то далеко внизу. Шагнул вперед, костыли свои самодельные в камень упер, вытянул голову, заглянул вниз за карниз. Насколько смог заглянул, потому как страшно вниз-то заглядывать, руки-ноги сразу прослабли. Это мы, получается, на середине отвесного склона находимся…

Отшагнул поспешно назад, спиной надежную опору стены ощутил. Запрокинул голову вверх. Метров двадцать надо мной этого самого отвесного склона… Снова заболела голова, заныло в висках. Отчетливо вспомнилась летящая мимо отвесная стена, мои скрюченные в бесплодной попытке уцепиться за эту стену пальцы, ободранные о камень ногти и страх падения…

– Успокойся! – рука деда легла на губы, заставила захлопнуть рот. – Все зверье в округе своим воплем распугал…

Это что, я сейчас орал? Не помню… Зато вспомнил, что как раз мимо этого склона и летел. Упал сверху! Но почему упал? Темнота дальше в памяти. И в этой темноте ярким причудливым цветком распускается трепещущий язык пламени у обреза пулеметного ствола…

Постояли так еще немного, подышали, а потом на ложе в пещерку вернулся. Теперь-то вижу, что пещерка эта совсем маленькая. На одного. А я дедово место занял. Приходится ему у самого выхода на каменном полу ютиться. На лапнике да на такой же, как у меня, шкуре.

– Видишь, воспоминания к тебе постепенно возвращаются. Скоро все вспомнишь…

Кивнул согласно. А как не согласиться-то? Если они и впрямь потихоньку возвращаются…