Под кодовым названием «Эдельвейс»

За столом сидел худощавый майор, чисто выбритый, с тонкими чертами лица, на котором выделялись чрезмерно толстые, масленые губы. Одет он был элегантно: френч из дорогого сукна, сшитый явно по заказу. Галстук к белоснежной рубашке был приколот булавкой в виде черного паучка свастики. Короче, в прошлом, вероятно, модник, которого неожиданно одели в военную форму. Держа в руках машинописные листки, он небрежно растолковывал маленькому офицеру, которому больше подошел бы толстый халат и мягкие домашние шлепанцы, а не мундир, висевший на нем измятым мешком:

– Нет, так, дорогой мой, не пойдет… Мы для кого пишем? Для солдат, которые рискуют жизнью, или же для туристов, которые приехали любоваться природой? К тому же не сегодня завтра мы вступим во Владикавказ, а ты лепечешь о каком-то сопротивлении русских… Какое сопротивление? В Ачикулак уже прибыл корпус «Ф». Слыхивал о нем?.. И неплохо было бы подобрать подобающую цитату…

– Но русские, – сник толстячок, – на самом деле прямо-таки поражают… Их упорство, фанатизм в бою… Они не страшатся смерти! Это правда…

– Если мне будет позволено, – подал голос Шеер, – я напомню слова Йозефа Геббельса: «Большевистский солдат демонстрирует иногда удивительное равнодушие к смерти, которое было бы слишком большой честью считать храбростью».

– Вот это идеальное определение! – обрадовался майор и поднял глаза на вновь прибывшего. – Вы ко мне, господин гауптман?

– К вам, господин майор. Я прибыл из министерства рейхспропаганды, – Шеер протянул свой документ.

– О, – стал серьезным майор и торопливо сказал толстенькому любителю экзотических пейзажей: – Идите и сделайте, как приказано! – А когда тот, испуганно пятясь, вышел, засиял любезнейшей улыбкой: – Господин Шеер, мы давно вас ждем и с радостью напечатаем все, что вы нам предложите. Прошу, раздевайтесь и присаживайтесь, как вам удобнее.

– Спасибо, майор. Я действительно хочу предложить вам очерк о солдатах генерала Траугота Герра. Только что я выбрался из пекла, которое зовется Эльхотовыми воротами… Есть фотоснимки! В том числе обоих генералов – Герра и Хольмана, которые пали в «Долине смерти» как древние герои.

– Прекрасно! Личное присутствие придает неповторимый колорит… Очерк у вас уже написан?

– Да. – Шеер протянул листки.

– Немедленно дадим в набор. Рассказывайте, как добрались.

– Скверно. Дороги ужасны. Погода дикая. Холод собачий…

Майор тут же нажал кнопку электрозвонка, и в кабинет немедленно вошел лейтенант.

– Извините, гауптман… Голубчик! Вот это – в набор. И вот еще что: где наш истопник? Этот чертов Маклай! Кажется, у меня сегодня не топили… Позаботьтесь немедленно!

– Слушаюсь! – щелкнул каблуками лейтенант.

– Сейчас потеплеет. А пока что, если не возражаете, погреемся коньячком. Согласно местным обычаям гостеприимства…

– С удовольствием!

– Как видите, у меня словно по заказу – поднос, бутылка, рюмки и лимоны с сахарной пудрой. За ваши творческие успехи!

– Благодарю! – Шеер маленьким глотком выпил рюмку. – Мои успехи… Они начинают меня беспокоить, господин майор.

– Почему же?

– События подстегивают, не дают времени для основательных размышлений и глубоких научных изысканий. Возьмем корпус «Ф» генерала Гельмута Фельми. Ведь это – Индия! И появление его здесь предсказывает приближение исторических событий. Тех событий, которые перекрашивают карту мира в иные цвета.

– Именно так!

– Так что корпус «Ф»…

– Еще не время, он дислоцируется в тылу. Но прямо с марша вынужден был вступить в бой.

– В тылу? – удивился Шеер.

– В общем, история не очень веселая, – проговорил франтоватый майор. – Дело в том, что большевики умудрились перебросить в наши тылы целый казачий корпус – они прошли абсолютно бездорожной и безводной степью. Двигались исключительно по ночам. И вот неожиданным ударом захватили Абдул-Газу, Махмут-Мектеб, Березкин и ринулись на Ачикулак. Надеялись на легкий успех, так как гарнизон города состоял лишь из батальона пехоты, это около четырех сотен солдат, и трех десятков танков. А их встретил вымуштрованный спецкорпус генерала Фельми! Это не городской гарнизон, разнеженный на яйцах и курочках. Казачий корпус покромсали изрядно.

– А разве казаки против нас? Я слышал, что они во всем поддерживают внедрение нового порядка.

– Кто – казаки? – возразил майор. – Все это химерные выдумки Розенберга! Сидит в Берлине и забавляется кабинетными теорийками… Этих казаков мы теперь используем как тягловый скот, как живой сельхоз-инвентарь. Уже организованы мастерские, где изготовляются облегченные лемешки для человеческих упряжек. Весной будем пахать землю на знакомых с кнутом казачьих спинах. Как и всегда, фюрер был абсолютно прав, когда говорил, что завоеванные народы имеют значение только с экономической точки зрения. Это рабы, которых укротит только самый строгий режим.

В эту минуту вошел в сопровождении лейтенанта небольшой дедок со всклокоченной неопрятной бородкой. На нем мешковато сидел брезентовый плащ, из-под которого выглядывали резиновые сапоги. В руках он мял шапку-ушанку.

– Почему не растопил печку? – сравнительно неплохо спросил по-русски майор.