Под кодовым названием «Эдельвейс»

– А! – отмахнулся Кеслер. – Но тогда я не понимаю, почему «Эсмеральда» твердит, что в дом заходил неизвестный офицер?

– Вот это, – задумчиво ответил Хейниш, – и меня беспокоит. А хозяйка умерла…

Глава девятая ВАРИАНТ «ЭСМЕРАЛЬДА»

В этот момент двери раскрылись и вошел Вилли Майер:

– Разрешите доложить. Прибыл майор Штюбе из абвера. Говорит, по делу Мюллера.

– Зовите!

Майор Штюбе, как и большинство абверовцев, ведомственно не любил службы безопасности. Как и все, хорошим тоном он считал поддерживать побасенки, легенды про артистизм и изысканную находчивость службы адмирала Канариса, чего, мол, абсолютно недостает невеждам из СД. Кулачище да палка – вот их метод! Абвер факты добывает, СД факты выбивает. В этом разница. Неприязненные ведомственные отношения понуждали иногда к маленьким, мелким подвохам, которых добивались исключительно во имя высокого реноме собственной фирмы, чтобы хоть как-то досадить конкурирующей организации. Грубо говоря, старались утереть нос друг другу.

Майор Штюбе тоже появился со своеобразным и довольно убедительным «платочком» для слишком задиристого носа штурмбаннфюрера. Откормленный, хорошо выбритый, пахнущий духами и весь похрустывающий свежевыглаженным бельем, он внешне прямо-таки светился дружелюбием, любезностью и сердечным расположением к службе безопасности вообще и к герру штурмбаннфюреру в частности, о чем и поспешил уведомить без лишних проволочек. Но Хейниш, естественно, не поверил ему ни на грош, встретил настороженно.

– Мне доложили, – проговорил он с холодком, от которого нисколько не увяла любезная усмешка майора, – что вы прибыли по делу Мюллера?

– Именно так!

– И какое же отношение вы к нему имеете?

– О, господин Хейниш, – еще больше расцвел Штюбе, – дело у нас общее – охранять тылы доблестной армии фюрера от вражеских агентов. Прослышал я, что арестованная старуха нанесла вам ощутимый удар, скончавшись прямо у вас в кабинете. Да, что ни говорите, а тяжело порой бьет нас неумолимая рука судьбы…

Штурмбаннфюрер нервным жестом выхватил из мраморной подставки карандаш.

– Что вы этим хотите сказать, Штюбе?

– Только то, господин Хейниш, что вы шли по ложному следу.

– Вот как? Уж не приехали ли вы к нам с библейскими откровениями о пути истинном?

– Похоже на то, – охотно согласился майор Штюбе. Он раскрыл портфель и вытащил из него перчатку. Положил на стол, радостно сияя глазами. – Вот он – этот безошибочный путь.

– Перчатка – это путь? – Хейниш не счел нужным даже скрыть иронию. – Слышал я, что офицеры абвера любят рыться в туалетах, – и он захохотал, как всегда, довольный своей двусмысленной шуткой.

– Дело в том, – подчеркнуто сказал Штюбе, – что эта перчатка принадлежала обер-лейтенанту Мюллеру. Одну нашли в машине, рядом с телом убитого, другая – у вас на столе. Так называемое вещественное доказательство…

Кеслер впился глазами в перчатку и признал:

– Да, это она, из той пары, присланной нареченной Эльзой, которой бедняга Мюллер хвастался.

– Где вы ее нашли? – Хейниш поднялся, тяжело опершись кулаками о край стола. – Или вы, господин Штюбе, считаете, что мы тут собрались побалагурить и провести время?

– Что вы, господин Хейниш, упаси боже! – притворно удивился Штюбе. – Наоборот, мы от души поздравляем службу безопасности с выдающимся успехом: перчатку нашли в доме номер сорок два по улице Темрюкской. Если не ошибаюсь, там поселилась официантка из офицерской столовой по фамилии Несмитская…

Огрызки разломанного карандаша упали на полированный стол Хейниша. «Это же наш агент “Эсмеральда”»! – словно кипятком ошпарило его. – Неужели она причастна к убийству помощника коменданта? Кошмар! Позор!»

– Что, у Несмитской? – прохрипел он, посинев от еле сдерживаемой ярости.

– Абсолютно точно! Именно у нее, – важно заверил Штюбе. – С вечера до ночи у нее дома пьянствовали два офицера. Один из них был погибший обер-лейтенант Мюллер.

– А вы не ошибаетесь, Штюбе? – голос Хейниша, который чувствовал себя совершенно обескураженным и не способным найти спасение от неминуемого позора, прямо звенел. Это же надо – из-за какой-то «Эсмеральды» выставить себя на потеху и колкости шутнику из абвера! И все же он искал ее, ту спасительную соломинку. – Доказательства! – потребовал он. – Имеете ли еще какие-нибудь доказательства?

– Безусловно: абверу, видите ли, не присуще обижаться, – поучительно поднял указательный палец Штюбе. – Если помните, Мюллер хвалился: «Mapтель» – для всех моих друзей, девичье внимание и ласка – только для меня». Так вот, у Несмитской оказался хороший нюх и на французский «Мартель». Вот эту бутылку, – он вытащил ее все из того же портфеля, изукрашенную немыслимыми ярмарочными наградами посудину, – нашли на столе комнаты, где живет официантка. А на стекле – выразительные отпечатки пальцев горемыки Мюллера! Несмитской – также.

– Это невозможно! – Хейниш с такой силой грохнул кулачищем по столу, что карандаши выскочили из подставки и раскатились по полированной поверхности.