Под кодовым названием «Эдельвейс»

— А вы, фрейлейн, злы! Я предложил вам всего лишь попытку как–нибудь договориться с нашим переводчиком. Правда, дело это не простое. Но шансы есть… Например, намекнуть ему на имперский закон, по которому всеми драгоценностями рейха и оккупированного пространства ведает ведомство Гиммлера. И пообещать знакомство с весьма уважаемым зондерфюрером Крал–лертом. И так далее…

— То есть — шантаж?

— Ну зачем же так грубо? Разве нельзя назвать разговор дружеским предостережением? Разбогатеть хотят все, но лишь немногие становятся богачами… Риск минимальный, если он вообще для вас существует… Почему бы не попытаться?

— А потом? Трястись от страха? Например, появитесь вы и любезно предложите знакомство с господином Краллертом…

— Предусмотрительно мыслите, фрейлейн! Действительно: иметь сокровище — значит постоянно подвергаться смертельной опасности.

— Слушайте, Шныряев, — хмуро проговорил Вилли, — я не понимаю одного: а почему вы сами с вашей ловкостью до сих пор не заполучили ожерелье?

— Здесь все ясно: я — русский, он — фольксдойче. Расовое и общественное превосходство на его стороне. Я принадлежу к реалистам, господин оберштурмфюрер! Кто я? Всего лишь капитан РОА, хотя и награжденный немецким крестом. Однако для меня недостижимы даже лычки шарфюрера СС, которые носит наша очаровательная фрейлейн. Иначе, будьте уверены, я бы своего шанса не упустил.

«А упустил бы Кеслер?» — вдруг подумала Кристина.

В этот момент «золотой» разговор прервался — вошел Хейниш.

— Достаточно было времени на размышления? — спросил он Шныряева.

— Так точно, господин оберштурмбанфюрер!

— Сейчас мы едем и оставляем вас — зовут более неотложные и значительные дела. Надеюсь, вам не надо растолковывать, что делать, с кем делать и как?

— Так точно! Дорогу в гестапо знаю…

— Зер гут! Но безнаказанно и вам не сойдут все эти газетные штучки. И не советую в дальнейшем ссылаться на инструкции сверху. Оттуда идут общие директивы, а статьи в газеты пишутся и редактируются на местах. За это вы и отвечаете! Уразумели?

— Безусловно, господин оберштурмбанфюрер.

— И последний вопрос. Кто для вас Адольф Гитлер и Бенито Муссолини?

Шныряев растерялся. Ночуяв западню, переспросил:

— Что именно вы имеете в виду?

— Прошу отвечать!

Шныряев весь подобрался, словно пружина, и отчеканил:

— Адольф Гитлер и Бенито Муссолини — величай шие гении мирового прогресса всех времен и народов! Хайль Гитлер! — и он выкинул перед собой правую руку.

— Почему же рядом с ними на стене и ваш фотопортрет? — не скрывая отвращения, спросил Хей–ииш. — Вы тоже принадлежите к мировым величинам?

Вот тебе и усмехающийся Хейниш — приберег к концу разговора эффектный финал. Шныряев оказался крепче. Он лишь заметно побледнел, но не растерялся. Решительно повернулся к стене, содрал собственный портрет, молча изорвал его в клочья, бросил на пол, растоптал сапогами и лишь тогда спросил:

— Вы удовлетворены, господин оберштурмбаи–фюрер?

Хейниш с интересом созерцал эту редкую экзекуцию. В ответ на вопрос он одобрительно кивнул головой и неожиданно захохотал:

— Вы начинаете мне нравиться, господин Шныряев! Решительность и действие — вот что я больше всего ценю. Надеюсь, что так же решительно вы покончите и с другим хламом в редакции.

— Будьте уверены, господин оберштурмбанфюрер!

— Что ж, поверю.

Шныряев провожал их до самой машины. В коридоре умудрился прошептать Кристине:

— Фрейлейн, при случае замолвите за меня словечко…

Кристина Бергер сдержанно напомнила:

— Но вы же причисляете себя к реалистам.

— Потому и прошу смиренно… Я заметил — господин оберштурмбанфюрер симпатизирует вам.

— Хорошо. Но с одним условием: если сами не будете болтать лишнего, особенно о содержимом чужого нательного белья.

— Понимаю, фрейлейн.

Понял, разумеется, по — торгашески. А Кристина снова вспомнила о Кеслере, о его неистребимой зависти и толстенных чемоданах с награбленным добром. Куда удобнее иметь «златиик»!

Глава пятая. «СТУДЕНТКА» ВЫХОДИТ В ЭФИР

Вечерней норой обаятельная фрейлейн вторично за время пребывания в Ставрополе шла на конспиративную квартиру. Внутренне настороженная, с беспокойными мыслями. Имела при себе тонкий папиросный листик, исписанный колонками пятизначных йифр. Шла в черной пилотке с серебряным черепом и костями крест — накрест, готовая к любым неожиданностям. Повсюду, на каждом шагу, в переносном и прямом смысле, ее могла поджидать смертельная опасность.