С разрешения Владимира Васильевича все, сбросив рюкзаки, разбегаются кто куда. Костя дошел до леса и уже что-то пишет в тетради, а Боря, усевшись над самым обрывом, самозабвенно рисует. Одна только Лена бродит меж ними взад и вперед, не находя себе места.
То, что считалось возможным лишь в сказках, стоит перед ней наяву, кажется одухотворенным и полным значения. Скалы, нахмурившись, думают какую-то свою, бесконечную думу. Деревья, столпившись у речки, что-то шепчут друг другу и машут косынками крон. А вдали над шатром Чатырдага возникают и тут же бесследно тают белые облака: легкие, как дыхание лета, светлые, как мечты.
Костя вскоре скрывается в чаще и долго стоит у истоков речки, прислушиваясь к ее языку.
«Откуда текут эти прозрачные воды? Что они видят на своем пути?..»
Пока Снежков вносит новые записи, Боря и Лена, взявшись за руки, стремительно бегут к водопаду. Спустившись, они любуются его «душевой»:
— Вот она, мастерская по изготовлению туфа! — торжественно восклицает юноша. — Смотри в лупу... видишь? Ведь это же занесенные водой стеблинки и листья разных растений. Постепенно они покрываются кристаллами и каменеют. Ты посмотри, какая работа. Прямо не водопад, а мастер филигранного дела!
В горах раздается звук мелодичной сирены, подхваченный многоголосым эхо: это Владимир Васильевич созывает ребят на экскурсию. И все еще раз убеждаются, насколько лучше пройти с человеком, знающим местность: многого они, оказывается, не заметили, а из виденного поняли далеко не все.
— Нет, ребята! Понравившийся вам грот с небольшой лежанкой и нишей над ней использовали не только туристы. Там жил первобытный человек, как раз на грани между историческим и доисторическим прошлым (конец бронзового века). Где-то в ближайших окрестностях есть местечко еще интереснее, оно было найдено археологом-любителем Забниным. Известны и другие стоянки, в частности в Верхнем коридоре пещеры и на площадке, над ним. Новая культура получила название «Кизил-кобинской». Руководящим элементом ее служит праздничная лощеная посуда, преимущественно черного цвета и с орнаментом из белой глины, втертой в бороздки, а также более грубые кухонные горшки.
— Одни горшки! — огорченно бормочет Митя. — А бронза?
— Бронзовых предметов нашлось немного: в Крыму нет ни медных, ни оловянных руд. Среди оружия преобладают находки из кремня и кости, встречаются хорошо отполированные каменные топоры... Есть вопросы?
Вопросов много, но уже смеркается. Пора заняться разбивкой лагеря и притом поживее. Возвращались довольные виденным, распевая марш собственного сочинения:
Таинственный знак
Под песню палаточный городок растет очень быстро. Но тут хорошее настроение испортил завхоз:
— Ребята, а хлеб-то в Перевальном... мы так и не купи-и-ли...
Все так и кинулись к Балабанову.
— Тоже мне «завхоз»! Настоящий Митяй-лентяй! Не зря тебя так прозвали.
— А мы-то думали: любит поесть, так уж о продуктах не забудет!
— Забыл, так катись в Перевальное... Жирок порастрясешь.
Предложение нравится. Но завхоз взмолился самым жалобным голоском:
— Да что вы, ребята! Хлеба-то нужно килограммов тридцать... я же не донесу!
— Митя прав, — вмешивается руководитель, мысленно ругающий самого себя за такую оплошность: он привык доверять своим следопытам и совсем забыл, что Балабанов — новичок, не привык к порядкам кружка. — Кто поможет принести хлеб?
Первым отзывается Снежков, к нему присоединяется Коваленко. Оба опоражнивают свои рюкзаки и пускаются наперегонки вниз. Митя, сунувший деньги Косте, пытается увильнуть от прогулки: ведь он не большой любитель ходить, да еще с грузом. Но его со смехом выталкивают на тропинку и, дав сзади легкого тумака, отправляют в путь.