Под грузом улик

И в тот отчаянный момент, когда Каткарту становится очевидным, что любовница бросила его, входит герцог Денверский со своим ужасным обвинением. Он предъявляет Каткарту жестокую правду: тот самый человек, который ел его хлеб, пользовался его кровом и собирался жениться на его сестре, ни больше ни меньше как простой шулер. И когда Каткарт не возражает против предъявленного обвинения, когда он самым наглым образом заявляет, что не намерен жениться на благородной мисс, с которой помолвлен, удивительно ли, что герцог обрушивается на него, называя обманщиком, и запрещает ему впредь видеться и разговаривать с мисс Мэри Уимзи? Я утверждаю, милорды, что ни один человек, хотя бы с проблесками понятия о чести, не поступил бы иначе. Мой клиент требует, чтобы Каткарт покинул дом на следующий день, и, когда Каткарт в бешенстве вылетает на улицу, зовет его обратно и даже берет на себя труд распорядиться, чтобы дверь в оранжерею оставили открытой. Он действительно называет Каткарта грязным мошенником и говорит, что его следовало бы вышвырнуть из полка, — но гнев его справедлив. Что же касается слов, выкрикнутых им из окна: «Вернитесь, болван», или даже, согласно одному свидетелю, «б… болван», — так в них звучит чуть ли не нежность. — (Смех в зале.)

А теперь я хочу обратить внимание ваших светлостей на чрезвычайную слабость обвинения моего клиента с точки зрения мотивированности его поступка. Было сделано предположение, что причиной ссоры были не те факты, которые упомянул герцог Денверский в своих показаниях, а сюжеты более личного порядка. В связи с этим не было представлено ни малейших доказательств, если не считать несообразного заявления Робинсона, который, похоже, пышет злобой на всех, преувеличивая пустяк и раздувая его до невероятных размеров. Ваши светлости имели возможность наблюдать его поведение и сами смогут решить, какое значение следует придавать его наблюдениям. В то время как мы со своей стороны показали, что все вышеописанное строго опирается на факты.

Итак, Каткарт выбегает в сад. Под проливным дождем он рассеянно бродит туда-сюда, размышляя о своей жизни, которая в одночасье оказалась лишенной любви, состояния и чести.

Тем временем дверь в коридор открывается, и на лестнице слышатся осторожные шаги. Теперь нам известно, кто это, — миссис Петигру-Робинсон не ошиблась: это — герцог Денверский.

Это установлено. Но далее мы расходимся с моим ученым коллегой, представляющим обвинение. Было высказано предположение, что, все обдумав, герцог решает, что Каткарт опасен для общества и лучше его уничтожить — или что нанесенное им оскорбление семье Денверов может быть смыто только кровью. И нас убеждают, что герцог спустился вниз, достал из письменного стола револьвер и отправился разыскивать Каткарта, чтобы хладнокровно разделаться с ним.

Милорды, должен ли я указывать вам на полную нелепость этого предположения? Какая разумная причина могла толкнуть герцога Денверского на убийство человека, от которого он уже освободился раз и навсегда? Было высказано предположение, что в процессе размышления нанесенное оскорбление стало представляться герцогу огромным, достигнув гигантских размеров. На это, милорды, я могу лишь ответить, что никогда еще такой слабый повод к совершению убийства не приводился для обвинения невиновного человека. Я не стану тратить время и докучать вам доказательствами. Опять-таки было высказано предположение, что причина ссоры заключалась в том, что герцог опасался каких-то губительных действий со стороны Каткарта. Этот вопрос, я думаю, для нас уже понятен; это — домысел, построенный in vacuo [51], вызванный тем, что мой ученый коллега не смог объяснить целый ряд обстоятельств так, чтобы они согласовывались с известными фактами. Само количество и разнообразие мотивировок, предложенных обвинением, свидетельствуют о том, что оно само осознает свою слабость. Они судорожно хватаются за любое объяснение, которое в состоянии подкрепить обвинительный акт.

Теперь я хочу обратить внимание ваших светлостей на очень важные показания инспектора Паркера в отношении окна, ведущего в кабинет. Он рассказал вам, что задвижку пытались открыть снаружи при помощи просунутого внутрь перочинного ножа. Если это был герцог Денверский, находившийся в кабинете в половине двенадцатого, зачем ему надо было бы взламывать окно? Он и так находился в доме. Когда же в дополнение ко всему мы узнаем, что у Каткарта в кармане был нож, на лезвии которого обнаружены зазубрины, возможно, оставленные металлической щеколдой, становится очевидным, что не герцог, а Каткарт открыл окно и пробрался в кабинет за револьвером, не предполагая, что для него была оставлена открытой дверь оранжереи.

Доказывать это не имеет смысла, ибо мы знаем, что капитан Каткарт действительно был в кабинете, так как мы видели лист бумаги, которым он промокнул свое письмо Симоне Вондераа, а лорд Питер Уимзи рассказал нам, как он снял этот лист с пресс-папье в кабинете спустя несколько дней после смерти Каткарта.