Слева на меня кинулся Самойлов с Коробовым, справа Шарипов с Зиминым, а спереди был Семёныч с Рымовым, также вокруг кольцо моих, уже наверно, бывших товарищей начало сжиматься. За счет стимулятора и усиленной выработки адреналина мой мозг уже был в фокусе, и я видел надвигающуюся на меня толпу как в замедленной съёмке, мне оставалось только ускориться самому, что я тут же и сделал, пробив со всей силы ногой в живот Самойлову — я прекрасно помнил, что при ускорении сильные удары можно наносить только по мягким областям тела. Вслед за улетевшим Самойловым, я, двигаясь по инерции, отправил в полёт и Коробова, ударив с полу-разворота левой ногой. Использовав отдачу этого удара, я резко переместился на правый фланг с ударом левым кулаком в шею Шарипову, черканув при этом костяшками пальцев по его подбородку, и разразился серией быстрых ударов по лицу Зимина. В это время мне пришлось резко от него отпрыгнуть, и долей секунды спустя на том месте мелькнуло лезвие ножа Семёныча. Вспомнив тут же и про свой нож, я быстро вспорол ему горло, отошёл пируэтом вправо от прыгнувшего на меня с растопыренными руками Помоева, полоснув его также по горлу и двумя ногами в прыжке оттолкнул медленно надвигающегося на меня Рымова, который был ещё далеко для атаки ножом. Получился всё равно удар, а не толчок, будто я спрыгнул со второго этажа. Мгновенно поднявшись, я начал бить с максимальной скоростью по смыкающемуся вокруг меня кругу лиц. Выиграв тем самым немного времени, я решил, что пора делать ноги и ломанулся в ту сторону, куда улетел Рымов, попутно раздавая удары всем, кто оказывался ко мне слишком близко. Преодолев так метров пять, я оказался перед тесно стоящей толпой, несколько силуэтов сидели на корточках — видимо туда отлетел Рымов. Тогда я, не обращая уже внимание на тех, кто был по бокам, сделал длинный шаг и оттолкнулся от сидящего, а затем, наступив на чьё-то плечо, взмыл ещё выше и дальше, перелетая через это скопление людей. Приземлившись метрах в четырёх-пяти, я сделал кувырок и побежал из лагеря, оббегая и раскидывая случайных встречных. Уже подбегая к воротам, я начал уворачиваться от выстрелов часовых, и, подняв засов, наконец выбежал наружу. Вслед мне летели пули и мат, а я продолжал бежать, с каждой секундой увеличивая расстояние — я не сомневался, что за мной погонятся. Вскоре я выдохся окончательно и упал с кружащейся головой на покрытые мхом корни дерева, жадно вдыхая воздух. Затем, словно проведя несколько дней без воды, я присосался к фляге. Во всём теле чувствовалась чудовищная усталость, я был насквозь мокрым от пота и лежал не меняя положения минут, наверно, десять, после которых попробовал сориентироваться — мне требовалось напиться и наполнить флягу, а значит надо идти к озеру. Предположив, наконец, где я и в каком направлении мне нужно двигаться, я медленно побрёл, экономя силы и прислушиваясь к наличию погони. Идти долго в выбранном направлении я не смог — какой-то отряд отрезал меня от озера, а драться пока что не было сил, и я свернул… а потом так и продолжал кружить по тёмному лесу, уходя от преследователей. Я не мог понять, по какому принципу они за мной охотятся, так как порой куда бы я ни сворачивал — я всюду чувствовал опасность, будто они знали, что я далеко не ушёл и патрулировали некий квадрат, в котором я был, пару раз меня замечали в ночи и палили — Рымов, видимо, расчехлил свой схрон, и у нас на складе были тепловизоры, так что я предполагал, что он перенёс и себе несколько, по крайней мере я в свой схрон положил пять штук. Мне бы как раз сейчас и пригодилось «обнаружение жизни», думал я, так как «ощущение опасности» меня уже давно перестало покидать, постоянно сигнализируя — я лишь шёл в направлении наиболее слабых сигналов, которые отнюдь не были таковыми. Словно загнанный зверь я уходил от погони, а гнались за мной те, кого ещё несколько часов назад я считал своими боевыми товарищами. Никогда я не понимал охоту. Хочешь почувствовать себя мужчиной — так выйди с копьём против секача или медведя, или побегай с луком за кабаном, как охотились наши предки ради пропитания, а не сиди в безопасности на вышке, используя огнестрельное оружие против зубов и когтей каменного века, которые и так до тебя не достанут — это всё равно, что из рогатки стрелять по муравьям, собирая потом их маленькие трупики как трофеи. И уж тем более я не понимал охоты с собаками, где свора голодных псин преследует одинокого зверя, вытаскивая его из вырытого им же дома и раздирая на части, а хозяин в это время смотрит на страдания бедного животного, испытывая садистский экстаз от его страха, беспомощности, жалобного визга и предсмертной агонии — вот тут уж живодёрство на максималках, хуже чем толпой избивать одного, а уж что творится на притравочных станциях… и сейчас я был таким же загнанным зверем, проклиная этих чёртовых охотников за их жажду преследования и крови, проклинал и тех, кто меня оклеветал. Ведь неужели это из-за последнего рейда? Какой-то откровенный бред! Даже Зимин и Шарипов, нормальные честные ребята, с которыми у меня были хорошие взаимоотношения — и те меня оболгали. Это было странно, и я бы не поверил в это, если бы сам не был тому свидетелем… Мне вспомнилось, что они все в этот день шли в город… Время тянулось медленно, а рассвет, не смотря на это, приближался как обычно, и времени скрыться оставалось всё меньше и меньше… Неожиданно одновременно с новым ощущением, передо мной появилось системное уведомление: Получен новый навык — «обнаружение жизни». Теперь вы можете ощущать присутствие теплокровных вокруг вас. С развитием способности увеличивается и радиус обнаружения жизни. Практикуйтесь и развивайте свой навык.