Под деревом зеленым или Меллстокский хор

— Да, повелось, а зря, — сокрушенно заметил Спинкс с таким отрешенным выражением лица, точно речь шла о какой-то отвлеченной материи, а не о стоящем у него перед глазами бочонке. — Такой жалкий напиток только глотку дерет — где ему согревать кровь.

— Заходите, заходите да присаживайтесь к огню — хватит уж ноги вытирать, — воскликнула миссис Дьюи, видя, что все, кроме Дика, принялись шаркать ногами по половику. — Вот хорошо, что вы наконец пришли. Сьюзен, сбегай к Граммеру Кейтсу, — может, у них есть свечи потолще этих. Да ты не стесняйся, Томми Лиф, иди садись на скамейку.

Последние слова были обращены к уже упомянутому юноше, который представлял собой скелет в балахоне и отличался чрезвычайной неловкостью в движениях; последнее объяснялось, по-видимому, тем, что он необыкновенно быстро рос, — не успевал он привыкнуть к своему росту, как уже вытягивался еще больше.

— Хи-хи-хи, да-да, — осклабился Лиф, выставив напоказ все свои зубы, да так и забыв убрать с лица улыбку после того, как мысленно уже кончил улыбаться.

— А вы, мистер Пенни, — продолжала миссис Дьюи, — садитесь сюда, на стул. Ну как ваша дочка миссис Браунджон?

— Ничего как будто. — Мистер Пенни поправил очки, сдвинув их на четверть дюйма вправо. — Но, видно, придется ей потерпеть — до конца еще далеко.

— Ах, бедняжка! И который же это у нее — четвертый или пятый?

— Пятый — троих они похоронили. Подумать только — пятеро детишек, а сама-то совсем еще девчонка. Как говорится, только успевай считать. Ну, значит, так суждено, ничего тут не поделаешь.

— А где ж это дедушка Джеймс? — обратилась миссис Дьюи к детям, оставив мистера Пенни. — Он ведь обещался заглянуть к нам сегодня.

— Он в сарае с дедушкой Уильямом, — ответил Джим.

— Ну-с, посмотрим, что у нас с тобой получается, — доверительным тоном промолвил возчик, снова нагибаясь к бочке и примериваясь вырезать затычку.

— Только поаккуратней, Рейбин, а то опять зальешь весь дом! — крикнула ему со своего места миссис Дьюи. — Я бы сотню бочек открыла и не пролила столько сидра понапрасну, сколько ты проливаешь из одной. Если уж ты взялся за бочку, так и жди, что сейчас пойдет хлестать. Никакой у него сноровки нет — что по дому ни сделает, все не слава богу.

— Верно, верно, Энн, ты бы и сотню бочек мигом открыла, а то, может, и две сотни. А я за себя не поручусь. Бочка старая, дерево у затычки подгнило. Сэм Лоусон, старый мошенник, — хоть и нехорошо говорить о покойнике плохо, провел меня с этой бочкой. Рейб, говорит (бедняга звал меня просто Рейб), так вот, значит, Рейб, говорит он, эта бочка все равно что новая, да-да, не уступит новой. Это — винная бочка. Самый что ни на есть лучший портвейн держали в этой бочке, а я тебе ее отдаю за десять шиллингов, Рейб, хоть она стоит двадцать, а то и все двадцать пять; а если, говорит, набить на нее пару железных обручей, то за нее и тридцать шиллингов не жаль отдать, ежели кому надо…

— И где у тебя глаза были, когда ты отвалил десять шиллингов за прогнившую винную бочку? Вот уж святая простота — кто угодно обманет. Ну, да у вас в семье все такие разини.

— Что правда, то правда, — согласился Рейбин.

При этих словах миссис Дьюи невольно улыбнулась, но тут же согнала с лица улыбку и стала приглаживать волосы младшей дочке; возчик же вдруг словно забыл об окружающих и принялся сосредоточенно резать и наворачивать на кран еще один слой просмоленной бумаги.

— Да разве можно верить человеку, который хочет тебе что-то продать? — осторожно ввернул Майкл Мейл, стараясь сгладить возникшую неловкость.

— Где там, — подхватил Джозеф Боумен тоном, выражающим готовность согласиться со всем и каждым.

— Н-да, — добавил Майкл, и его тон выражал, что вообще-то он отнюдь не склонен соглашаться со всеми, но на этот раз готов согласиться. — Знавал я одного аукциониста — и неплохой вроде был парень. И вот как-то летом иду я по главной улице Кэстербриджа и за трактиром «Королевский герб» прохожу мимо открытого окна. Заглянул внутрь, а он там стоит на своей подставке и ведет торги. Я ему кивнул, — дескать, добрый день, — и пошел дальше и думать про него забыл. И что же — на другой день выхожу я к сараю почистить башмаки, и вдруг приносят письмо, а в нем счет на перину, одеяла и подушки, что я купил на распродаже мистера Тэйлора. Оказывается, этот пройдоха успел стукнуть молотком, когда я ему кивнул по-приятельски, и все это добро ко мне отошло. Так и пришлось мне за него заплатить! Ну не мошенник, а, Рейбин?

— Мошенник из мошенников, — признали все.

— Само собой, мошенник, — помедлив, подтвердил Рейбин. — А уж сколько я с бочкой Сэма Лоусона, покойника, помучился, сколько обручей на нее набил не счесть. Вот это мой обруч, — и он показал на обруч локтем, — и этот мой, и этот, и этот, и все эти.

— Да, Сэм был парень не промах, — задумчиво сказал мистер Пенни.

— Ловок, что говорить, — подтвердил Боумен.

— Особливо насчет выпивки, — добавил возчик.

— Человек он был неплохой, только не богобоязненный, — высказался мистер Пенни.

Возчик кивнул. Кран был готов, оставалось только вытащить затычку.