Под чужим небом

— Видишь, ли Таров, вся наша деятельность тут имеет одну цель — подготовку войны против России. Раньше я был ярым противником войны, считал ее не только бесперспективной, но и трагической для Японии. Потом, когда мы создали хороший плацдарм и миллионную Квантунскую армию, я стал выступать за войну. Последние события опять поколебали мою решимость. Ты не слышал? О, ошеломляющая новость! Русские окружили и разбили под Сталинградом трехсоттысячную немецкую армию. Взяты в плен фельдмаршал Паулюс, двадцать четыре генерала, две с половиной тысячи офицеров и без малого сто тысяч солдат. Фюрер объявил трехдневный траур... Если такую мощь русские двинут на Восток...

Токунава осекся на слове и посмотрел на Тарова. Ермак Дионисович понял смысл его вопросительного взгляда.

— Токунага-кун[10], я строго придерживаюсь правила: никому не передавать содержания разговоров, которые веду наедине с друзьями. Поверь мне. И если когда-нибудь я нарушу это правило, можешь плюнуть мне в глаза...

— Спасибо, Таров-кун. Я закончу мысль: тогда Японии будет очень нелегко. Я люблю мою страну, готов идти на смерть за нее... А вообще от политики надо подальше держаться.

— Невозможно, капитан: мы же на передовой линии.

— Это верно, но тем не менее... Лучше говорить о женщинах. Хочешь, сведу тебя в одно заведение? На Китайской, тут недалеко.

— Если возьмешь шефство надо мною, Токунага-кун. Мне не приходилось бывать. Не знаю, как там вести себя, наверное, попаду впросак.

Отделение подбирало и готовило шпионов, террористов, диверсантов. Агенты, прошедшие обучение, перебрасывались на территорию Монгольской Народной Республики и СССР, в районы дислокации советских и монгольских войск.

Капитан Токунага прилично владел русским языком, но его познания в монгольском и маньчжурском ограничивались фразами вроде: «дайте закурить», «я голоден, накормите», «не найдется ли выпить» и тремя-четырьмя крепкими словосочетаниями.

Токунага, а потом и начальник все чаще стали брать с собою Тарова на встречи с агентами из числа монголов и маньчжуров. Скоро это вошло в правило, и Таров знал почти о всех шпионах, подобранных отделением. Но знать агента в лицо, знать его кличку или фамилию, даже биографию — это только полдела. В чужой стране лазутчик будет выступать под вымышленной фамилией, выдавать себя за другого человека. Поэтому важно было заблаговременно выяснять, когда, где с какой легендой он перебрасывается. Начальник отделения майор Катагири — тот самый майор, который когда-то допрашивал его вместе с Юкавой, — и капитан Токунага, видно, хорошо понимали это и вовремя, под самым носом у Тарова, захлопывали ларчик. Необходимо было применить тонкое искусство разведчика, напрячь способности к анализу и логическому мышлению, чтобы добыть нужные сведения.

X

Наступила весна. Ярко зазеленела трава, на деревьях появились клейкие листья, заклубилась белорозовая дымка в садах, распустились цветы. Своенравная Сунгари унесла в море скопившиеся за зиму мусор и нечистоты.

Капитан Токунага в субботу пришел на службу в отличном расположении духа. Одет он был по-весеннему. Светлый костюм, цветастый галстук, шелковая рубашка салатного цвета.

— О, Токунага-кун, ты сегодня великолепен! По какому поводу? — воскликнул Таров, выходя из-за стола. Он пожал руку капитану. — У тебя день рождения?

— Нет, Таров-кун. Сегодня начинается праздник ханами — праздник любования цветами. В такой день все должны быть нарядными...

Ермак Дионисович знал эту отличительную черту японцев. Они с детства приучаются понимать красоту природы, видеть прекрасное в окружающем мире. Японец может часами стоять на берегу моря, любуясь бирюзовыми волнами; пойти далеко в горы, чтобы подивиться причудливо изогнутым веткам сосны, одиноко стоящей на вершине; слушать шум водопада или пение птиц в саду; умиляться стрекотом цикад или кузнечиков в траве. В простом камне, обросшем мхом, он способен увидеть бесконечные формы и колоритное многоцветие японских островов. Неутолимая любовь к природе, эстетически развитое воображение японцев породили множество праздников: ханами — любование цветами, цуками — любование луной, юкими — любование снегом.

Таров высказал неподдельное восхищение тем, что природа занимает большое место в жизни японцев. Токунага был польщен.

— Ты хорошо понимаешь японский характер и наш образ жизни. Не всякому иностранцу это дано. Есть предложение: завтра поехать на левый берег Сунгари. Расцвели черемуха и дикая вишня. О, это прекрасно! Приглашаю. Как?

— Если не помешаю... Ты с кем едешь?

— С приятелем. — Токунага, видимо, понял немой вопрос Тарова и пояснил. — В колледже вместе учились. Он врач, служит на станции Пинфань...

— Город такой? — спросил Таров, сдерживая волнение. В его мозгу моментально сработала мысль: «Может быть, это новая ниточка к пинфаньской тайне».

— Нет, железнодорожная станция, небольшой гарнизон.

— Что ж, Токунага-кун, я рад принять приглашение. Честно говоря, я подумал, что ты едешь с женщиной.