Под чужим именем

У Артама было предчувствие неизбежной, малоприятной для него встречи со школой и учениками. Был он по складу характера нелюдимым, и за трусоватость, да еще за неумение плести заклинания его презирали сокурсники. Его презирали и за то, что он ради того, чтобы остаться до конца учебы и выйти магом с дипломом из стен школы, «вылизывал» сапоги преподавателям. Еще его ненавидели за то, что считали стукачом. Старший воспитатель курса, следящий за дисциплиной учеников, всегда знал, кто совершил проступок. Виноватым считали Артама. Его били втемную, издевались над ним, но Артам все это стоически терпел. Выйти из стен школы без диплома он не мог. Его сочтут одержимым и сожгут, как сжигали диких магов-колдунов. Этого он боялся гораздо больше, чем отвержения товарищами, насмешек и избиений.

Он шел уже не как прежде вразвалку, гордо неся отвисшее брюхо. Теперь на месте пивного живота складками висела кожа. Артам здорово похудел. Двигался легко, без одышки. Стал выносливым благодаря долгому путешествию пешком. Усталости он не чувствовал, его щеки, ранее дрожавшие как холодец во время ходьбы, больше не тряслись. Он с удивлением заметил, что за время их с Артемом совместного путешествия его тело стало стройнее, пальцы тоньше и уже не напоминали сардельки. Мантия ученика, чистая и заштопанная, висела на нем бесформенным балахоном.

Артам миновал шумный рынок, отгоняя приставучих чумазых мальцов-попрошаек. Получил в спину несколько ударов конским пометом и, не оборачиваясь, пошел дальше. Пацанята, видя, что прохожий не обращает на них внимания, отстали от него.

Артам шел с таким видом и чувством, как будто путь его лежал на каторгу. Он убавил шаг и обогнул стену внутреннего города, увитую диким виноградом. Вышел на прямую дорогу к школе и зашагал еще медленнее.

Пройдя за час весь город, Артам наконец оказался перед воротами своей школы. На сердце навалилась неподъемная тяжесть, ноги отказывались идти.

— Артем! — чувствуя слабость, позвал он своего сожителя. — Артем, мне страшно.

Артем проснулся и, недовольный скорым пробуждением, спросил:

— Ты чего-то боишься?

— Я боюсь возвращаться в школу, Артем. Я отвык от оскорблений и издевательств других учеников. Понимаешь, раньше я терпел, потому что понимал, что по-другому быть не может, а теперь… — Он помолчал, разглядывая ворота школы. — Теперь я боюсь зайти в школу.

— Давай сделаем так, Артам: когда к тебе начнут приставать, ты меня буди. Я разберусь с обидчиками. Договорились?

— Договорились, Артем, спасибо тебе.

— Не за что. Мы что, уже пришли?

— Да.

— Ну тогда входи и ничего не бойся.

Бывшие казармы конных лучников были построены добротно. Высокие каменные стены, башни по углам для стрельбы из луков. Большие дубовые ворота из мореного дуба. Простояли они века и еще простоят. Замшелые с прозеленью камни стен смотрелись величаво. Артам глубоко вздохнул и шагнул к воротам. Калитка была открыта, и в проеме стоял привратник Пантелей, такой же старый и замшелый, как стены школы. Кожа лица и рук, желтая, обтянувшая кости словно пергамент, была покрыта коричневыми старческими пятнами. На лбу и руках выступали темные линии вен, издали казавшиеся черными, словно в них не кровь текла, а тягучая нефть. Дед Пантелей, сухой и длинный как жердь, немного сгорбленный, подслеповато всматривался в Артама.

— Здорово, дед Пантелей, — вежливо поздоровался Артам. — Я могу пройти?

Старик наконец сумел разглядеть ученика и ощерил рот, в котором не было половины зубов.

— А почему нет, касатик? — звонким не по возрасту голосом ответил дед Пантелей. — Заходи. Ваши почти все уже прибыли. Ожидаем только новый набор. Иди в административный корпус и сдай рекомендации.

Старик посторонился, и Артам, сделав три шага, вошел в школу, которую в великой радости покинул полтора месяца назад.

Прямо от ворот шла широкая, мощенная камнем дорога, в конце которой был большой плац. По обеим сторонам дороги росли высокие пирамидальные тополя, слева вдоль нее вилась пешеходная дорожка. Вот по ней Артам и направился к основному корпусу школы. Раньше там располагался полковой штаб, а теперь учебный корпус старшекурсников и администрация школы. Артаму предстояло проучиться еще один год.

Артам взошел по истертым ступеням на высокое крыльцо, несмело открыл дверь и окунулся в прохладу каменных сводов. В полусумраке коридора блекло горела масляная лампа, освещая дверь учительской. Сделав над собой усилие, Артам зашагал по серым плитам. Постучался.

— Входи. Кто там? — услышал он знакомый голос и, изобразив улыбку, вошел.

Старший воспитатель курса, оторвавшись от чтения бумаг, лишь мельком взглянул на Артама и приказал:

— Оставь рекомендации и иди в общежитие.

Он снова уткнулся в свои бумаги. Артам мелкими шажками приблизился к столу, вынул из сумки лист с гербовым тисненым заголовком и коричневой сургучной печатью и несмело положил на стол. Выйдя из учительской, облегченно выдохнул. Первый шаг к возвращению он сделал.