Под чужим именем

Двинувшись следом за директором по лабиринту ресторанных подсобок и выпустив его в зал, Слава отодвинул край тяжелой шторы и через образовавшуюся щель внимательно оглядел собравшихся. На крохотной сцене – маленький оркестр из трех музыкантов. Две девицы, явно шлюхи. Несколько опрятно одетых мужчин. Двое из них – со спутницами. Сыч – усатый коренастый мужик с красным, как помидор, лицом, лет сорока пяти. С сыном. Парню на вид лет двадцать. Ровесник Славы. По комплекции такой же сбитый и плотный, как отец. Только рожа пока еще нормальная… А вот и Тюря. В углу. Тостяк не ошибся – тип явно нервничает…

Быстро просеменив к столику, за которым сидел, нервно поигрывая спичечным коробком, долговязый блондин с папиросой в зубах, Еремей наклонился, выдал нужные слова, машинально кивнув за спину, посторонился, пропуская вперед медленно поднявшегося и шагнувшего навстречу своей смерти Тюрю. Не выдержав нервного напряжения, толстяк исподлобья зыркнул по сторонам и, вжав голову в плечи, посеменил следом за бандитом к подсобке, предусмотрительно держась на три шага сзади.

Слава отодвинулся от шторы, достал из-под рубашки трофейный пистолет, но передумал, сунул назад. И так справится.

Едва пыхтящий папиросой Тюря перешагнул порог, отодвинув штору, Корсак без труда оглушил его чувствительным ударом в ухо, резко подсек, уронил на пол и, нажав на нужную точку в районе шеи, усыпил в считаные секунды. Все, что успел Тюря, – это пару раз дернуться. Потом его похожая на веретено голова безвольно упала на плечо.

Глядя, как шустро Слава выключил блондина, Еремей аж перекрестился.

– Зови Сыча с сыном, – обернувшись, глухим от частого пульса голосом приказал кабатчику Слава. – Нужно отнести этого урода с прохода к тебе в конуру. Там с ним и потолкуем. По душам.

С Сычом повезло. На то, чтобы ввести бандита в курс измены, Корсаку хватило полминуты. Сыч – тут же представившийся как Аркадий Петрович – и его сын Дима, несмотря на внешнюю крестьянскую простоту, оказались иванами сметливыми. И, похоже, почитали авторитет Ветра больше, чем святую мироточащую икону.

– Папа такие услуги не забывает, Слава, – дружески хлопнув Корсака по плечу огромной тяжелой ладонью, пробасил Сыч-старший. – Я краем уха тоже слышал про твоего Леона. Серьезный мужик. Из наших… – Аркадий Петрович нагнулся, в одиночку сгреб пребывающего в нирване Тюрю в охапку, как чурку, закинул себе на плечо и, пыхтя, понес в кабинет директора, где им предстояло провести короткий допрос изменника.

Высунувший было нос из кухни повар в белом колпаке, увидев столь странную процессию во главе с семенящим впереди толстяком Еремеем, тут же испуганно нырнул обратно, плотно прикрыв за собой дверь. Меньше знаешь – крепче спишь. Этому нехитрому правилу давно выучились все, кто работал в «Подкове» и не принадлежал к числу сторонников гатчинского Папы.

– Нужно убрать из кустов трупы Клеща и Бычи, пока их не обнаружили и не стуканули в милицию, – сказал Слава, плюхаясь на стул в кабинете директора ресторана, скидывая рубашку и разглядывая уже начавшую подсыхать рану. Еремей суетился рядом с аптечкой. Сыч-младший отправился за водой, чтобы привести в чувство тихо постанывающего Тюрю. Аркадий Петрович с каменным лицом сидел на корточках напротив предателя, курил и пускал дым тому в рожу. – И срочно послать кого-нибудь в город, предупредить Гангрену. Пусть встречает гостей не с пустыми руками.

– Жмурики в парке подождут вот его, – деловито заметил Сыч. – Потом всех разом покидаем в грузовик и отвезем к Ижоре. Я подходящее место знаю, топь сплошная. А Гангрена… его Димон насторожит. Сын, – Аркадий Петрович обернулся к вернувшемуся с кувшином воды парню, – садись на дежурный велосипед и дуй на мельницу к Верке. Скажи Гришке – пускай созывает шпану и готовит засаду. Если пьяный не в меру – унеси куда-нибудь, от греха подальше… А сам останься, схоронись и проследи, кто придет в гости. Чтобы потом мы знали, кого благодарить за подарки…

– Хорошо, батя, – кивнул боксер, протянул отцу глиняный кувшин и быстро вышел из кабинетика Еремея.

– Сейчас я ранку твою обработаю! – сноровисто суетился толстяк, прыгая возле Славиного плеча с бинтом и пузырьком йода. – Тут пустячок-с. Касательно прошла. Слава богу. Даже зашивать не понадобится. Сама через неделю заживет… Сейчас повязочку наложу… О-от так… Ага…

Едва прикрылась дверь, Сыч глубоко затянулся, затушил папиросу в удачно подвернувшемся под руку напольном цветочном горшке, выдохнул в лицо полулежащему у стены Тюри облако серого дыма и тут же резко выплеснул в физиономию предателя содержимое кувшина. Вода попала тому в нос и слегка приоткрытый рот. Долговязый сразу закашлялся. Две звонкие оплеухи, последовавшие вслед за освежающей процедурой, заставили усыпленного блондина медленно приоткрыть глаза. Один из белков – левый – был покрыт густой сетью лопнувших кровяных капилляров. Сказался крепкий удар в ухо.