Фамилия, конечно, была не своя. Какой там к черту С. Сукин. Ад-реса не было. На штемпеле п/о Замореново. Замореново, да сколько их по России... Замореново. Ясно, что человек не хотел, чтобы к нему постучались ночью... значит...
значит... что это значит? Жалко. Человек понимал, что он пишет... Через два дня стихи вернулись к редактору. Итак она совершила недозволенное -выносить рукописи из редакции чужим не дозволялось -- только редактору и рецензенту. Но Автор их не перепечатывал -- сдержал слово. Все казалось зыбким и напридуманным. К тому же прошло почти три-дцать лет с той страшной послевоенной поры. Еще более страшной, чем довоенная. Почему-то в России который раз уже так: кончается война, возвращается армия, веет духом свободы, надежды вырастают из воз-духа, и... этот воздух выпускают из-под купола неба над страной, и она начинает задыхаться...
Что-то напридумывалось на пустом месте... так может, и писать эти фантазии, это сегодняшнее ощущение того времени, надежды тех людей не у них подсмотренные и подслушанные, а как это сегодня моде-лируется... но опять же что-то не пускало в такой путь... он казался неверным, ведущим в никуда... хотелось подлинности: достать и возродить то, что уже существует. Но это тоже фантазия. Существует ли?
Может быть, это и есть сюжет пьесы? Вот это произрастание но-вого характера...
фальшивка... опять пионеры ищут погибшего героя. А он оказался таким талантливым -- вот его проза, вот его стихи... вот и готова пьеса: дети выросли, они начали свою жизнь с того, что спасли талант -- самое драгоценное и невоспроизводимое на свете... тьфу! По-нос. Подлость. Опять спекуляция и коньюктура -- заразная бацилла. От режиссера подцеплена. Автору не нужны звания... работа... все умеща-ется на одном столе, и сейчас уже "меня не обманешь никакими похва-лами". Руганью в гроб вогнать запросто любого, а вознести этой шелухой -- никогда... того, кто знает себе цену. И очень хочется в это верить.
Может быть, действительно, мысли овеществляются, материя, из которой они состоят, становится доступной пяти другим чувствам бла-годаря шестому?!
Прошло несколько недель.
Эля позвонила второй раз и снова просила приехать. На сей раз Автор побежал незамедлительно. Снова на коленях лежала рукопись того же С. Сукина.
x x x
Грудь в орденах сверкает и искрится, Невидимый невиданный парад
Всегда ведет, гордясь собой, убийца Под погребальный перезвон наград.
За каждой бляшкою тела и души
И прерванный его стараньем род, А он, как бы безвинный и послушный,
Счастливым победителем идет.
Нам всем спасенья нету от расплаты За дерзкую гордыню на виду,
За то, что так обмануты солдаты, И легионы мертвые идут.
И злом перенасыщена веками
Земля его не в силах сохранить, И недра восстают, снега и камни,
Чтоб под собою нас похоронить.
И звездные соседние уклады С оглядкою уверенно начать,
Где не посмеют звонкие награды Убийцу беззастенчиво венчать.
x x x
Мы все косили наравне -
Кровавое жнивье, И, сидя всей страной в говне,
Болели за нее.
Идеи перли из ушей, И бешенной слюной
Так долго нас кропил Кощей "Великий и родной"!
В голове все перевернулось. Сердце колотилось. Неужели это то, что искал?! Как же его терзала война! Такое не могло даже при-дти в голову... на это имел право только тот, кто сам прошел ад войны и вернулся на землю мира. Какого мира? Мира ли?
Автор снова бежал домой с рукописью и больше не спрашивал редактора, что с ней делать и что с ней будет. Он читал, впитывал и умирал и возрождался вместе с этим Сукиным... это было похоже на безумие, и когда открылись строчки
Детдомовцы, евреи, колонисты -
Моя благословенная семья...
Это было настоящее светопреставление. Автор понял, что действи-тельно, сходит с ума... может быть, конечно, и верно: "кто ищет, тот всегда найдет", но трудно представить себе такое совпадение событий без какой-то посторонней могучей Воли, как бы ее ни называли.
Совпадение
- Эврика, мама, я нашел! Не веришь?
- Ты столько раз уже обманывался, что это стало системой.
- Научный подход здесь ни при чем. Паша затащил меня к своей приятельнице художнице. Она делает кукол для театра. Такой куколь-ный дом посреди ядерной зимы. В нем неуязвимые живые... нет такого слова... они живые, и я понял, что попал на материал... пока я найду этого Сукина, и найду ли вообще... но соблазн преодолен, конечно, этот поиск -- такая лафа слюнявая...
- Ты стал вульгарен, а это лишь сиюминутно привлекательно.
- Ты права -- это вульгарно: пойти по такому вытоптанному следу и надеяться потом только на междустрочье, да скандал с очередным Иван Иванычем, упершимся в стихи Сукина. При неопровержимости их подлинности и неуловимости автора.
- Куда тебя заносит?
- Мама, представь себе, как нравственны неодушевленные пред-меты! Чайник. Стол. Ящик. И они попадают в ситуацию, когда надо вы-сказать свою позицию, - вот тут все и начинается! Это живая драматур-гия, мама.
- Мне нравится.