— Да, отправляйся на призы, — разрешил адмирал. — Завтра пришлю комиссию, чтобы оформила их.
23
Комиссия состояла из трех человек — интенданта гарнизона мистера Петера Деладжоя — сорокатрехлетнего толстячка в коротком седом парике и, несмотря на жару, толстом суконном кафтане темно-коричневого цвета — и двух кивал, молчаливо подтверждавших любую его цену. Я предполагал, что стоимость призов сильно занизят, но не ожидал, что настолько. Люггер вместе с пленными оценили в тысячу четыреста фунтов стерлингов, а шхуну с вином — в две тысячи девятьсот пятьдесят. Как сказал интендант, разводя руки в наигранном сожалении, если бы призы продавались на аукционе, то нынешняя цена была бы стартовой, но оба судна и вино приобретет Адмиралтейство. Вино пойдет гарнизону Гибралтара, шхуна в балласте отправится в Англию вместе с конвоем, который заканчивал выгрузку, где будет включена во флот Канала, а люггер зачислят в состав Средиземноморского флота. Что ж, мне отдадут половину суммы за шхуну — для начала хватит.
Ее сразу поставили к грузовому причалу и за сутки выкидали. При этом две бочки разбились. По странному стечению обстоятельств, подтеков вина в тех местах, где разбились бочки, не было, а грузчики из английских матросов к концу каждой из двух смен еле стояли на ногах, наверное, от усталости, и орали песни, наверное, от радости, что закончилась такая тяжелая работа. На следующее утро, пользуясь задувшим юго-восточным ветром, конвой отправился к английским берегам. Их проводили холостыми выстрелами из крепостных пушек. Корабли охранения отсалютовали в ответ, из-за чего густое облако черного дыма поползло на испанское поселение на западном берегу бухты.
Люггер, на котором я продолжал нести службу вместе с четырьмя матросами и четырьмя морскими пехотинцами, поставили к молу в небольшой верфи, занимавшейся в основном ремонтом кораблей. Часть рабочих верфи занялась установкой переборок в трюме, чтобы разделить его на несколько помещений, жилых и служебных, согласно требованиям английского военно-морского флота. Другие разобрали фок-мачту и занялись установкой новой, составной. На предыдущей вулинги — шлаги троса, скреплявшие части составной мачты — были вместе с бугелями — обручами из полосового железа, а на этой ограничились только последними. Мне предложили положить под шпор мачты золотую гинею. Если бы я был на сто процентов уверен, что буду командовать люггером, и то бы воздержался от такого опрометчивого поступка. Я еще ни разу не слышал, чтобы монету находили при смене мачты. Под предыдущей тоже не было, а заказчик судна наверняка клал по требованию корабелов.
Экзамены на чин лейтенанта начались в девять утра в среду в одном из служебных зданий гарнизона. На первом этаже чиновники освободили на день комнату со столом и тремя стульями для членов приемной комиссии — трех капитанов с линейных кораблей, которые стояли в бухте. Возле двери стоял на карауле морской пехотинец с мушкетом. По коридору прогуливался пожилой сержант. Претенденты толпились во дворе. Почти три десятка молодых парней в свежих мундирах и при шпагах. Наверное, каждого одевали всем кокпитом. На их фоне я в своем далеко не новом кафтане смотрелся блекло. Каждый держал в руке журнал с решениями всяческих задач и прочими свидетельствами усердного изучения морских наук. Я такой не вел, потому что не собирался сдавать на лейтенанта. Это, судя по насмешливым взглядам претендентов, сводило мои шансы к нулю.
Капитаны опоздали на четверть часа. Двое были в форме, а один в штатском кафтане, пошитом из темно-зеленого шелка. В таком, наверное, легче переносить жару. У капитана, пренебрегшего формой, правая сторона лица были изуродована шрамом. Мой, в сравнение с его, казался легкой царапиной. Не от пули, а ядро оторвало бы голову, значит, угодил обломок доки или бревна. Большую часть ран и увечий во время сражений моряки получают именно от щепок и более крупных деревянных фрагментов, которое разбрасывает попавшее в корпус ядро. В руке капитан держал газету, привезенную, наверное, недавно прибывшим из Англии пакетботом.
— Красавчика Харриса включили, значит, сдадут немногие, — глядя на этого капитана, шепотом сделал вывод стоявший рядом со мной мичман — двадцатилетний юноша с гладко выбритым румяным лицом и озорными серыми глазами.
— Харрис — это фамилия? — спросил я.
— Да, — ответил он. — В прошлый раз он один завалил половину сдававших. Видать, придется мне ждать еще полгода.
Если проваливаешь экзамен, следующую попытку можно делать только через полгода.
— Одного выгнал только потому, что у него было мало записей в журнале, — добавил мичман, глядя с чертиками в глазах на меня.
— Поэтому я и не взял свой, — улыбнувшись, произнес я.
На крыльцо вышел сержант и объявил:
— Господа мичмана, заходите по одному.
Я предполагал, что будет давка. Уж больно решительно были настроены претенденты. Однако все вдруг стушевались. Поскольку мне было пофиг, сдам или нет, пошел первым.