Несмотря на отсутствие луны, ночь была не очень темная. Такие ночи здесь с середины весны до середины осени. Ближе к летнему солнцестоянию и вовсе превращаются в пародии на белые ночи. Судя по низкой, молодой траве, сейчас весна. Наверное, апрель, как и в начале предыдущих моих попаданий в новую эпоху. Справа вдоль дороги пошли кусты, которые я не сразу идентифицировал, как живую изгородь. Сперва показалось странным, что они примерно одной высоты, как будто подстриженные. Потом подошел к кустам и понял, что на самом деле когда-то, скорее всего, в прошлом году, были подстрижены, а сейчас сверху обросли молодыми побегами. За кустами было вспаханное поле. Может быть, и засеянное. Значит, где-то рядом должно быть жилье владельца или арендатора этого поля.
Стоило сделать этот глубокомысленный вывод, как увидел огонь вдали, где, наверное, заканчивается поле. Не огонь фонаря или огонек в окне, а открытое пламя, пусть и небольшое, и это был явно не пионерский костер. Впрочем, у англичан взнузданных подростков называют скаутами. Или будут называть? Понятия не имею, когда они освоили этот метод обезвреживания подрастающего поколения. Поскольку я не знал, как пройти к горящему строению, решил рвануть напрямую через поле. С трудом проломился через кусты, изрядно поцарапавшись и, судя по треску материи, нанеся ущерб одежде. Не ожидал, что живая изгородь настолько эффективное заграждение. Ноги грузли во вспаханной земле, бежать было трудно. Надеюсь, хозяин простит мне такое отношение к его труду, когда объясню, почему так поступил. В отличие от своих младших братьев-янки, которые сперва стреляют, а потом спрашивают, какого черта ты делаешь в их владениях, англичане более любопытны и, к тому же, знают, что от мертвого ответа не дождешься.
Горел двухэтажный дом. Судя по радостному яркому и мощному пламени, деревянный. В четырех низких и широких окнах первого этажа от жара полопались стекла. Наверху было видно пламя в двух в левой части, а в окнах правой пока темно. Людей возле дома не было, ни жильцов его, ни соседей. И вообще дом производил впечатление заброшенного. Рядом, слева, под прямым углом к нему и ближе к дороге, находилось деревянное строение с двумя узкими дверьми и третьими широкими, какие обычно ведут в конюшню. Если в доме слышался треск горящего дерева, то в строении было тихо. Будь там лошади, уже бы начали биться. Животные очень нервно реагируют на запах дыма, не говоря уже про шум пожара неподалеку. У меня появилось подозрение, что дом специально подожгли, чтобы получить страховку. Этот вид мошенничества встречался в Англии в предыдущую эпоху. Как только появилось страхование, так сразу пошли и самоподжоги. Сомневаюсь, что в эту эпоху люди лучше, чем в предыдущие и в двадцать первом веке.
И тут я услышал женский крик. Это был не зов на помощь, а вопили от боли или ужаса. Находилась женщина вроде бы на втором этаже в правой части, куда еще не добралось пламя. По крайней мере, там ее безопаснее было искать. Я подбежал к высокой входной двери, перед которой было крыльцо в две каменный ступеньки, защищенное от дождя полукруглым навесом из белой жести. Дверная рукоятка была вроде бы бронзовая и при этом массивная, мои пальцы едва сходились, обхватив ее. Дверь была заперта, причем крепко, ни на миллиметр не двигалась, когда я дергал рукоятку. Я затарабанил в нее кулаком и собрался закричать «Откройте!», но быстро заменил эмоции логическим мышлением. Сойдя с крыльца, посмотрел на окна второго этажа. Добраться до них можно было по лестнице. Наверное, она есть в конюшне или еще где-нибудь. Знать бы, где. Ночью без фонаря искать буду долго. А еще можно залезть на навес над крыльцом и с него дотянуть до оконного проема и… Как действовать дальше, разберусь на месте. Если не сорвусь. Появилось у меня подозрение, что в этом году я по-любому должен сломать ногу.
Я снял великоватые кафтан и камзол, чтобы не стесняли движения, положил на землю возле крыльца. После чего легко и быстро забрался на навес. Мое тело стало не только легче, но и более ловким, что приятно порадовало. Жесть была тонкая, прогибалась. В предыдущую эпоху белая жесть встречалась в Англии редко, только в богатых домах. По большей части была привозная, из германских княжеств, где ее делали давно, но процесс изготовления держали в секрете до середины семнадцатого века, когда я был в процессе перемещения из одной эпохи в другую. Потом кто-то не устоял перед соблазном — и производство жести распространилось по соседним странам. То ли жесть к моменту постройки этого дома сильно подешевела, то ли принадлежал он человеку не бедному.
Дотянуться до оконного проема у меня не получалось. Я стоял на навесе и соображал, как забраться в дом? Гнусный внутренний голос нашептывал, что женщина больше не вопит, наверное, уже мертва, так что не стоит рисковать. Ему помогал жар, который шел от окна слева, в котором с громким и резким звуком, напоминающим выстрел из ружья, треснуло стекло, и пламя вырвалось наружу.