Под белым орлом

С чрезвычайной учтивостью, но и со всем гордым величием потомка длинного ряда предков, которые в течение многих столетий носили главнейшую корону христианского мира, принимал Иосиф представление русских сановников; он умел сказать каждому что-нибудь любезное и каждый раз в его словах заключалось изъявление лестной признательности и восхищения, относившихся к императрице. Графа Феликса он приветствовал как знакомого, бывавшего при венском дворе, однако ни единым взглядом, ни единым словом, ни малейшей миной не дал понять, что граф стоит к нему ближе остальных или что он уже видел его.

Император австрийский, равно как и Екатерина Алексеевна приняли любезности, которые передал им обоим Потоцкий от лица короля Станислава Августа, с учтивой благодарностью, но с несколько холодной сдержанностью.

Для дам у Иосифа находились рыцарски-любезные слова, но он говорил их с явной сдержанностью, не оставлявшей сомнения в том, что Екатерина Алексеевна — единственная женщина, завладевшая его вниманием и внушавшая ему восхищение.

Римский-Корсаков занял место непосредственно позади государыни согласно своей должности адъютанта. После всего остального двора государыня представила императору также и его. Молодой человек, стоявший всё время в довольно небрежной позе, поклонился скорее фамильярно, чем почтительно, и сказал, не дожидаясь обращения к нему со стороны монарха:

— Я необычайно рад лично познакомиться с вами, ваше величество. Весь свет говорит о вас и возвещает о вашей славе, мне же вы дороги вдвойне, потому что я вижу, как почитаете вы нашу возлюбленную императрицу.

Император, казалось, был озадачен таким обращением молодого адъютанта, устранявшим всякий церемониал; он поднял голову, любезная улыбка исчезла с его губ, и взор уничтожающего величия упал на нарушителя благопристойности.

Наступило тягостное безмолвие. С беглым румянцем на щеках императрица потупилась.

Однако Иосиф вскоре вернул своё самообладание. Приветливо наклонил он голову и сказал:

— Восхищение вашей высокой повелительницей естественно для всякого, кто имеет счастье приблизиться к ней. Желаю вам, чтобы вы со всем жаром юности оценили преимущество служить такой государыне.

Екатерина Алексеевна бросила Иосифу почти благодарный взгляд и, казалось, обрадованной тем, что тревожное движение у дверей приёмного зала послужило поводом прервать этот разговор.

Присутствующие расступились и дали дорогу князю Григорию Александровичу Потёмкину, который направился к обоим монархам.

Всемогущий министр императрицы, соединявший в своём лице высочайшие звания гражданской и военной службы, был в парадном генеральском мундире с богатым шитьём, с андреевской лентой и звездою. Пуговицы на его платье состояли из крупных бриллиантов; бриллианты горели на аграфе его шляпы, на орденской звезде и рукоятке его шпаги; но самые великолепные драгоценные камни обрамляли портрет императрицы, красовавшийся на его груди рядом со звездою.

Князь низко поклонился и как будто просил императрицу взглядом, чтобы она представила его своему высокому гостю. Однако, прежде чем это случилось, Иосиф быстро пошёл ему навстречу, ласково пожал его руку и сказал:

— Нет надобности в представлении, чтобы узнать вернейшего слугу императрицы, который так неутомимо и успешно старается осуществлять великие замыслы своей государыни...

— И которого я никогда не буду в состоянии достаточно отблагодарить за его неизменную преданность, который посвятил всю свою жизнь моей службе, то есть, служению России, — вмешалась Екатерина Алексеевна. — Я буду особенно благодарна вам, ваше императорское величество, если вы из дружбы ко мне, которою я так горжусь, окажете своё милостивое расположение также и князю Григорию Александровичу.

— Мне не нужно этого желания, — ответил Иосиф, пожимая ещё раз Потёмкину руку, — верные слуги моего августейшего друга могут быть вполне уверены также и в моём дружеском расположении, и каждый государь должен завидовать вам, ваше величество, в том, что вы обладаете такою опорой трона, как князь Потёмкин.

Потёмкин гордо осмотрелся кругом. Этот приём императора, который обошёлся с ним почти как с равным, был новой и приятнейшей лестью для его почти пресыщенного, но всё ещё ненасытного честолюбия, и князь поклонился ниже, чем кланялся обыкновенно чужеземным государям.

Пока Иосиф ещё разговаривал с ним, в зал вступила опять новая личность, пред которою почтительно расступились вновь группы придворных.