– Когда союзники будут близко, ты снимешь форму, – сказала мать, недовольно глядя на него. – Будешь делать, что я говорю. Ты еще несовершеннолетний. Решения за тебя принимаю я.
– Мама, – запротестовал Пино, – ты не можешь…
– Могу и сделаю, – резко сказала она. – И хватит спорить.
Глава четырнадцатая
Спустя более одиннадцати недель после того, как родители приказали ему завербоваться к немцам, Пино с полуавтоматической винтовкой «Гевер-43» на плече маршировал к вокзалу в Модене. На нем была летняя форма «Организации Тодта»: черные кожаные сапоги, оливкового цвета брюки, рубашка и фуражка, кобура с пистолетом вальтер. Красно-белая лента на левой руке завершала это одеяние и словно клеймила его.
На верхней, белой части было написано «ОРГ. ТОДТА». На красной полосе ниже красовалась большая черная свастика. Нашлепка на другом плече свидетельствовала о звании Пино: форарбайтер[14], или рядовой первого класса.
Форарбайтер Лелла к этому времени почти не верил, что у Бога есть какие-то планы на него. Входя на вокзал, он все еще кипел от возмущения из-за ситуации, в которой оказался. Мать заставила его пойти на это. В «Каса Альпина» он делал важное дело, хорошее и правильное дело – переводил людей через границу. Это требовало мужества, не говоря уже о том, что он подвергался всевозможным личным рискам. А теперь его жизнь переместилась в учебный лагерь, превратилась в бесконечную муштру, в боевую подготовку, уроки немецкого и другие бесполезные занятия. Каждый раз, когда он смотрел на свастику, у него возникало желание сорвать ее и убежать в горы к партизанам.
– Лелла! – окликнул его фронтфюрер, или взводный, и Пино очнулся, вернулся к реальности. – Возьми Притони. Будете охранять третью платформу.
Пино кивнул без всякого энтузиазма и отправился на пост вместе с толстяком Притони, парнишкой из Генуи, который первый раз оказался вдали от дома. Они встали на платформе между двумя наиболее загруженными путями под высоким арочным потолком вокзала. Немецкие солдаты грузили ящики с оружием в товарные вагоны на путях с одной стороны. Другой путь оставался пустым.
– Еще не хватало – торчать здесь всю ночь, – сказал Притони. Он закурил сигарету, выпустил дым. – У меня колени и ступни опухли.
– Прислонись к опорной колонне, переступай с ноги на ногу.
– Я уже пробовал. Ноги все равно болят.
Притони продолжал свои жалобы, пока Пино не пресек этот поток. Альпы научили его не ныть, не стонать, когда попадаешь в трудные условия. Все это нытье – только напрасная трата энергии.
Он начал думать о войне. В лагере он не слышал ни слова о развитии событий. Но за неделю, что он охранял вокзал, ему удалось узнать, что Пятая армия США генерал-лейтенанта Марка Кларка 5 июня освободила Рим. Но с тех пор союзники смогли продвинуться всего на пятнадцать километров в направлении Милана. Пино все еще предполагал, что война к октябрю закончится. Максимум к ноябрю. Около полуночи он зевнул и стал думать о том, что будет делать после войны. Вернется в школу? Уедет в Альпы? И когда он найдет девушку, которая?..
Включились сирены воздушной тревоги. Открыли огонь зенитные орудия. Падали бомбы, как сердитые жужжащие шмели, и обрушивались на Модену. Поначалу бомбы взрывались вдали. Потом одна взорвалась близ депо. Следующие три одна за другой упали на здание вокзала.
Пино увидел вспышку, а потом ударная волна подбросила его в воздух, скинула с платформы. Он упал на рельсы и тут же потерял сознание. Следующие взрывы вернули его в чувство, и он инстинктивно свернулся калачиком, когда вокруг него посыпались стекло и камни.
Когда налет закончился, Пино попытался встать; он ощущал запах дыма, видел пламя пожара. Голова у него кружилась, в ушах ревело, словно бушевал океан. Он все воспринимал обрывочно, как в сломанном калейдоскопе, пока не увидел тело Притони на путях. Парнишка из Генуи принял на себя всю мощь взрывной волны. А шрапнель снесла ему бóльшую часть головы.
Пино отполз в сторону, и его вырвало. В голове у него так стучало, что он боялся, как бы она не взорвалась. Он нашел свою винтовку, с трудом накинул ремень на плечо и забрался назад на платформу, но перед этим его еще раз вырвало. Шум в ушах усилился. Он видел убитых солдат, видел раненых, его одолевали головокружение и слабость, он чувствовал, что в любую секунду может потерять сознание. Пино вытянул руку, оперся о колонну, которая все еще поддерживала крышу вокзала.
Он вдруг почувствовал сильную, пронзительную боль в правой руке. И только в этот момент понял, что его указательный и средний пальцы правой руки почти оторваны. Они висели только на лоскутках кожи. Он видел кость указательного пальца. Из раны хлестала кровь.
Он во второй раз потерял сознание.
Пино увезли в полевой госпиталь, где немецкие хирурги пришили ему пальцы и провели курс лечения, необходимый при сотрясении мозга. Он оставался в госпитале девять дней.