Предъявив документы, они молча прошли по одному из самых малоповрежденных районов Милана. Магазины, рестораны и бары были открыты, там сидели немецкие офицеры и их женщины. Отец Пино повел их на Корсо дель Литторио, приблизительно в четырех кварталах от прежнего дома; это все еще был район моды, но ближе к Ла Скала, «Галерее» и Пьяцца Дуомо.
– Приготовь еще раз документы, – сказал отец, доставая свои.
Он вошли в здание и тут же наткнулись на двух эсэсовцев, что удивило Пино. Неужели немцы охраняют все здания в Сан-Бабиле?
Часовые знали Микеле и дядюшку Пино, их бумаги они почти не смотрели. А документы Пино разглядывали долго и пристально, потом пропустили их всех. Они вошли в кабину лифта. Когда проезжали пятый этаж, Пино увидел еще двух часовых перед дверью. Вышли на шестом этаже, прошли в конец короткого коридора и вскоре оказались в новой квартире Лелла. Она была гораздо меньше их дома на Виа Монтенаполеоне, но ее уже уютно обставили. Повсюду Пино узнавал руку матери.
Отец и дядя безмолвно показали ему, чтобы он поставил свои вещи и шел за ними. Они прошли через застекленные двери на террасу на крыше. На востоке в небо врезались шпили собора. Дядя Альберт сказал:
– Здесь можно говорить.
– Почему немцы на площадке под нами? – спросил Пино.
Отец показал ему на антенну, установленную чуть ниже них на стене террасы.
– Это антенна коротковолнового приемника, расположенного в квартире под нами. Прежнего владельца – дантиста – немцы выкинули в феврале. Туда пришли рабочие и целиком все перестроили. Насколько нам известно, там останавливаются важные нацисты, приезжающие в Милан. Если приедет Гитлер, он тоже остановится там.
– Этажом ниже нас? – обескураженно спросил Пино.
– Это новый и опасный мир, Пино, – сказал дядя Альберт. – В особенности для тебя.
– Поэтому мы и вызвали тебя домой, – сказал отец, прежде чем Пино успел сказать что-либо. – Тебе меньше чем через двадцать дней исполнится восемнадцать лет, а это означает, что ты подлежишь призыву.
Пино поморщился:
– И?..
– Если ты дождешься призыва, тебя заберут в армию Муссолини.
– Всех новобранцев немцы отправляют на русский фронт, – сказал Микеле, заламывая руки. – Ты станешь пушечным мясом. Ты умрешь, и мы не можем этого допустить, когда война так близка к завершению.
Война близилась к завершению. Пино знал это. Он только вчера слышал по приемнику, который оставил у отца Ре, что союзники снова ведут сражение за Монте-Кассино, монастырь на скале, куда немцы подняли крупнокалиберную артиллерию. В конечном счете монастырь и гарнизон были уничтожены бомбардировками. Как и городок внизу. Союзники были готовы начать прорыв по всей линии укреплений Густава к югу от Рима.
– И что я должен делать? – спросил Пино. – Спрятаться? Тогда мне лучше оставаться в «Каса Альпина», пока союзники не прогонят немцев.
Отец отрицательно покачал головой:
– Призывная комиссия уже начала искать тебя. Они знали, что ты там. Через несколько дней после твоего дня рождения кто-нибудь явится в «Каса Альпина» и заберет тебя.
– И что же я должен делать? – еще раз спросил Пино.
– Мы хотим, чтобы ты завербовался на военную службу, – сказал дядя Альберт. – Если ты завербуешься, мы сможем устроить тебя в такое место, где тебе не будет грозить опасность.
– В Сало?
Его отец и дядя переглянулись, потом отец ответил:
– Нет, у немцев.
В животе у Пино похолодело.
– Работать у нацистов? Носить свастику? Нет. Никогда.
– Пино, – начал отец. – Это…
– Ты знаешь, чем я занимался последние шесть месяцев? – сердито спросил Пино. – Я переводил евреев и других беженцев через Гропперу в Швейцарию, они бежали от нацистов, от подонков, которые расстреливают из автоматов ни в чем не повинных людей! Я никогда не буду служить у них.
На несколько мгновений наступила тишина. Отец и дядя разглядывали его. Наконец дядя Альберт сказал:
– Ты изменился, Пино. Ты не только выглядишь мужчиной, но и рассуждаешь, как мужчина. Поэтому я тебе говорю: если ты сам не убежишь в Швейцарию и не пересидишь там войну, тебя так или иначе призовут в армию. Первый вариант: ты будешь ждать призыва. После трех недель подготовки тебя отправят на север сражаться с Советами, а там смертность среди итальянских новобранцев достигает пятидесяти процентов. А это означает, что шансов дожить до девятнадцатилетия у тебя пятьдесят на пятьдесят.
Пино хотел было возразить, но дядя поднял руку:
– Я не закончил. Второй вариант: один мой знакомый определит тебя в немецкую армию, в подразделение, которое называется «Организация Тодта»[13], или «ОТ». Они не сражаются. Они строят. Ты будешь в безопасности и, возможно, научишься кое-чему.
– Я хочу сражаться с немцами, а не работать на них.
– Это просто мера предосторожности, – сказал отец. – Ты сам сказал, что война вскоре закончится. Возможно, ты дальше лагеря для новобранцев и не попадешь.
– А что я скажу людям?
– Никто не узнает, – сказал дядя Альберт. – Мы всем будем говорить, что ты все еще в Альпах у отца Ре.